Оставив позади холмистую пустыню, мы оказались в царстве серой глины и древних гранитов. Мир опять изменился. Впереди виднелась череда мрачных неглубоких ущелий с крутыми выветренными стенами. Высоко в облачном небе кружили пожиратели падали. По крайней мере, это был признак жизни, хотя и свидетельствующий о близости смерти. Дно серебристых известняковых долин было покрыто темными расщелинами, которые протягивались порой на несколько миль. Унылую равнину пересекала лениво текущая река свинцового цвета. Приземистые широкие горы на горизонте время от времени извергали красное пламя и черный дым. Эта страна чем-то напоминала мертвый мир, созданный Миггеей, безумной Владычицей Закона.

Я спросил Лобковица, какие силы опустошили все те миры, которые мы миновали.

– Справедливые войны,– ответил он, криво усмехнувшись.– В которых все противоборствующие стороны считают себя защитниками Закона! Смерть, постигшая эти земли – типичный результат слепой дисциплины и подчинения закону. Разумеется, это самая коварная из уловок Хаоса. С ее помощью он ослабляет и приводит в замешательство своих противников. Закон движется вперед предсказуемыми путями, его цели очевидны. Хаос умеет лавировать и нападает с неожиданных направлений, выбирая удачный момент и зачастую избегая прямого столкновения. Именно этим он привлекает многих из нас.

– Вы не желаете, чтобы миром правил Закон?

– Мы не можем существовать без Хаоса. По складу характера я – слуга Закона. Как интеллектуал и участник Игры Времени я служу Хаосу. Но душа моя отдана только Равновесию.

– А почему, сэр?

– Потому что, сэр, Равновесие наилучшим образом служит людям.

Мы мчались по неглубокой пыльной долине. Кое-где виднелись чахлые деревца боярышника, но в основном нас окружал голый камень. Пустив коня шагом, Лобковиц обернулся и протянул мне белую глиняную трубку и кисет с табаком. Я отказался. Он набил свою трубку, примял табак большим пальцем, устроился в огромном деревянном седле и указал в сторону горизонта.

– Похоже, мы едем правильно и при этой скорости довольно быстро достигнем нашей цели.

– Нашей цели?

– Думаю, теперь я могу сказать вам,– извиняющимся тоном произнес Лобковиц.– Мы едем в город Какатанава.

– Почему мы не поехали туда вместе с индейцами, когда они отправились домой?

– Потому что их путь не совпадает с нашим. Если я не ошибаюсь в расчетах, мы увидимся с ними спустя довольно долгое время после того, как они вернулись к своим постам. Эти воины – бессмертные хранители Равновесие.

– Почему мы все явились сюда из разных периодов истории, князь?

– Не то чтобы истории, мой друг, ведь история – всего лишь одна из тех сказок, которыми мы утешаем себя, чтобы не сойти с ума. Мы из разных частей мультивселенной. Мы явились сюда из множества побегов, которые составляют эту конкретную ветвь; каждый из них – это возможный мир, но он существует не во времени и пространстве, как нам представляется; он прорастает в поле времени, сквозь многие размерности. В этом поле все события происходят одновременно. Пространство – лишь одна из размерностей времени.

Все эти ветви – сферы или миры, как мы их называем – тщательно разграничены, как правило, различиями в масштабах. Для каждого из них масштабы ближайшего соседа слишком велики либо малы, чтобы его увидеть, но физические различия миров практически незаметны.

Лобковиц искоса посмотрел на меня, желая убедиться, что я улавливаю его мысль.

– Но бывает и так, что в мультивселенной дуют ветры Лимба, раскачивая ветви из стороны в сторону; они переплетают некоторые из них, а другие обламывают. Те из нас, кто участвует в Игре Времени либо связан с мультивселенной каким-то иным способом, стараются поддерживать ее устойчивость и делают все, чтобы, когда задуют ветры, ветви оставались прочными и здоровыми, чтобы они не сталкивались друг с другом и не давали великое множество различных ответвлений, которые в конечном итоге обречены на смерть.

Но мы не можем позволить ветвям вырасти такими толстыми и тяжелыми, что они обломятся под своим весом и погибнут. Поэтому мы сохраняем равновесие между легкомысленным многообразием Хаоса и целеустремленным однообразием Закона. Мультивселенная – это дерево, дерево растет в доме, дом стоит на острове в середине озера...– Казалось, Лобковиц стряхнул с себя оцепенение, в которое его ввергло чтение этой мантры. Он мгновенно пришел в себя и посмотрел на меня с полуулыбкой, как будто я застал его за делом, не предназначенным для посторонних глаз.

Больше он ничего не добавил, но я понял, что могу надеяться получить ответы на свои вопросы, как только это станет возможно, и почувствовал прилив воодушевления. Быть может, Лобковиц разговорился из-за того, что мы приближались к месту, в котором Оуне грозила таинственная опасность? Оптимизм князя внушал мне надежду, что мы сумеем прибыть туда и спасти ее.

Мы мчались галопом, словно по мягкой почве заброшенного поля где-нибудь в Британии, хотя известняк под копытами нихрэйнских скакунов начинал плавиться, превращаясь в вязкую скользкую лаву. Ее едкий запах ударил мне в нос, и меня чуть не вывернуло наизнанку. Пока мы пересекали море тяжело колышущейся жидкости, я не раз замирал от страха, но в конце концов мы достигли сверкающего черного берега, слишком гладкого, чтобы по нему могла бежать обычная лошадь. Нихрэйнских скакунов ничуть не смутила его скользкая поверхность. Пригибаясь под ветвями мчавшихся нам навстречу деревьев, мы углубились в сосновый лес, пронизанный лучами заходящего солнца, которые отбрасывали повсюду темные тени и выгоняли из древесины ароматную смолу. Лобковиц остановил своего коня пощипать невидимую траву и поднял голову, любуясь представшей его взору картиной. Солнечный свет упал на его румяное добродушное лицо. В эту минуту он напоминал памятник самому себе. Огромные столбы света проникали между стволами и создавали невероятные причудливые формы. Я проследил за взглядом Лобковица, и мне на мгновение почудилось, будто бы я вижу прелестные черты юной девушки. Потом ветер всколыхнул ветви, и видение исчезло.

Лобковиц повернулся ко мне, улыбаясь еще шире.

– Это один из миров, которые угадывают наши затаенные мечты и принимают форму по нашему желанию. Такие миры особенно опасны, и будет лучше, если мы как можно быстрее уедем отсюда.

Мы вновь пустились вскачь по покрытым скудной растительностью холмам, по тенистым заросшим лесами долинам, и оказались на широкой равнине. Над нами нависло серое небо, ветер трепал гривы коней. Лобковиц посерьезнел. Он то и дело поворачивал голову из стороны в сторону, словно ожидая появления врага.

Навстречу нам мчались облака, черные и густые. Вскоре они затянули горизонт. Я заметил вдалеке пики высокого горного хребта. Мне лишь оставалось надеяться, что это Скалистые горы. Эта огромная плоская равнина вполне могла оказаться частью американских прерий.

Пошел дождь. Крупные капли падали на мою непокрытую голову. Я все еще носил одежду, полученную от Сепириса, но шляпы у меня не было. Я поднял руку в перчатке, защищая макушку от дождя. Лобковиц, костюм которого полностью соответствовал погоде в этом мире, казалось, забавлялся теми неудобствами, которые выпали на мою долю. Он расстегнул одну из седельных сумок и вынул оттуда тяжелый старый дождевик синего цвета. Я взял его.

Я еще больше обрадовался плащу, когда с севера задул порывистый ветер, ударив нам в лицо, словно огромный кулак. Нихрэйнские скакуны упрямо мчались прежним шагом, еще сильнее напрягая могучие мышцы, но я чувствовал, что ими овладевает усталость. Вокруг расстилалась безбрежная степь. Мы не видели ни птиц, ни бобров, ни оленей. Однажды, при особенно сильном порыве ветра, когда даже мой скакун замедлил бег, в облаках возник просвет. Степь на мгновение залили красные лучи солнца, высветив стадо оленей, которые мчались во весь опор, спасаясь от урагана. Это были первые животные, которых я заметил здесь. Они явно стремились покинуть этот район. У меня возникло отчетливое ощущение, что выбранное нами направление небезопасно. Во время затишья я поделился своей тревогой с Лобковицем. Он озабоченно нахмурился и подтвердил мою догадку, сказав, что мы движемся навстречу торнадо. В Европе я не сталкивался с этим явлением, и его признаки были мне незнакомы. Я лишь понял, что теперь самое время искать убежище.

Лобковиц был согласен с тем, что иметь укрытие, как правило, не мешает.

– Но не сейчас,– добавил он.– Он найдет нас, и тогда мы будем более уязвимы. Мы должны ехать дальше.

– Кто нас найдет?

– Лорд Шоашуан, Владыка ветров. Он возглавляет наших врагов.

И тут, словно чтобы заставить моего друга умолкнуть, вновь поднялся ревущий ветер. По моей спине гигантскими пальцами замолотил дождь, и мы помчались вперед, с равной легкостью преодолевая болота, реки и поля. Единственной силой, способной замедлить наше продвижение, был упрямый безжалостный ветер. Казалось, вместе с ним явились духи-проказники, они тянули меня за одежду и дразнили моего коня. Я словно наяву слышал их громкий хриплый хохот.

Теперь мы с Лобковицем скакали бок о бок, чтобы не потерять друг друга в этом буйстве стихий. Иногда он пытался заговорить со мной, но перекричать ветер не удавалось. Порой я ненадолго засыпал в седле, когда кони переходили на шаг. У меня болела каждая мышца, но они словно бы не ведали усталости. Чтобы восстановить силы, им было достаточно замедлить бег.

Степь сменялась холмистой местностью, которая простиралась до подножья вершин и постепенно переходила в изломанный горный хребет, высоко вздымавшийся в неспокойное небо. Как только мы очутились у подножья, ветер несколько утих. В тот самый миг, когда солнце опускалось за горизонт, тучи внезапно расступились, и горы окрасились оранжевым, красновато-коричневым, бурым и темно-пурпурным цветом с алыми и темно-желтыми полосами. Каждый горный хребет красив по-своему, но такое великолепное богатство оттенков я встречал только в Скалистых горах.

– Теперь мы должны быть особенно осторожны.– Лобковиц спешился и повел коня вверх по склону к широкому входу в пещеру.– Мы укроемся здесь на ночь, но спать придется по очереди. Нам нужно быть готовыми к любой неожиданности.

– По крайней мере, ветер утих.

– Да,– согласился Лобковиц,– но он остается самым опасным нашим противником в этих местах. Он коварен и часто делает вид, будто бы отступил, но на самом деле он идет в обход и нападает с другой стороны. Он любит убивать. Чем больше он проглатывает за раз, тем большее наслаждение получает.

– Дорогой Лобковиц, тот, кого вы называете "он"– неразумная сила природы. "Он" способен вынашивать планы и строить козни в той же мере, что окружающие нас камни.

Лобковиц с чуть заметной тревогой посмотрел на скалы, потом покачал головой.

– Они кротки и милосердны. Они служат Равновесию.

Я все больше убеждался в том, что мой спутник несколько эксцентричен. Но пока сохранялась надежда, что он приведет меня к Оуне, вернет нам детей и спокойствие семейного очага, я должен был мириться с его странностями. Лобковиц напоминал мне фантазеров и мечтателей вроде Блейка, который жил в мире, ничуть не менее реальном, чем те, кто его высмеивал. Осознав это, я начал относиться к таким людям с уважением, однако был слишком прагматичен, чтобы уподобляться им.

Лобковиц развел в пещере небольшой костер. Его дым уносился к задней стене и втягивался в узкую щель, которая, несомненно, вела в более крупные туннели.

Как всякий опытный путешественник, Лобковиц имел с собой только самое необходимое и расходовал припасы весьма экономно. Он без труда испек лепешки из смеси высушенных порошков, которые держал в маленьком ящичке, плотно входившем в один из карманов его плаща. Лепешки показались мне необычайно вкусными.

Я спросил, почему его так беспокоит ветер. Да, он был пронизывающе холодным, но не унес нас прочь и не превратился в торнадо.

– Это оттого, что лорд Шоашуан распыляет свою мощь, используя несколько стратегий одновременно. Если бы он сконцентрировал свои силы, мы, вне всяких сомнений, были бы уже мертвы. Но главное его могущество не в этом.

– И кто же он, этот хозяин ветров?

– Некогда между ним и вашей семьей существовал договор о взаимной помощи. Однако это было в другом измерении. Лорд Шоашуан – элементаль, который не служит ни Закону, ни Хаосу. На сей раз он, похоже, выбрал союзников среди наших врагов, а значит, мы непременно столкнемся с ним. А тем временем Белый Бизон сражается с ним на нашей стороне – вот почему Шоашуан так слаб. Но хотя Белый Бизон самый сильный его противник, он не сможет долго сдерживать Шоашуана. Его сторонники крепнут, увеличивая свою численность и мощь. Лорд Шоашуан наслаждается вкусом свободы.

Лобковиц говорил об этом верховном владыке с таким знанием предмета, что я на мгновение заподозрил, будто бы он состоит у Шоашуана на службе. Однако мне следовало быть осторожным в расспросах, и я промолчал.

Подобная сдержанность уже входила у меня в привычку. Лобковиц сказал, что наши поступки всецело зависят от конкретных обстоятельств, что мы должны в полной мере использовать любые возможности, которые нам предоставляет судьба. В такой ситуации особое значение приобретают инстинкты игрока – об этом писал еще Пушкин.

Мной овладевало смятение. Мысль о том, что Оуна находится где-то рядом, не давала мне спокойно спать. Я то и дело просыпался, желая как можно быстрее сесть в седло и отправиться на поиски жены, но Лобковиц уже объяснял мне, как мало значит время в нашем деле. Куда важнее правильно избрать способ действий, когда мы окажемся в нужной точке. Он еще раз упомянул о Пушкине, заметив, что тот мог бы стать выдающимся участником Лиги Времени, хотя порой рассуждает как любитель. Наилучшие игроки – к числу которых принадлежал и он сам – это осторожные профессионалы, зарабатывающие на жизнь выигрышем.

Я сказал, что мне трудно представить князя Лобковица за карточным столом.

– Вы были бы удивлены, узнав, какую репутацию я снискал в лондонских кофейнях, где процветают всевозможные игры,– ответил он со смехом. Убрав вычищенную посуду, он посоветовал мне хорошо выспаться и подготовиться к испытаниям, которые принесут нам грядущие дни.

С рассветом я был на ногах. Я вышел из пещеры и оказался под холодным осенним небом. Туман поднялся над землей, и передо мной открылся восхитительный пейзаж, казавшийся особенно ярким и красочным в лучах восходящего солнца. У меня возникло желание повернуться к востоку, раскинуть руки и пропеть одну из тех песен, которыми индейцы встречают возвращение светила.

Лобковиц встал вскоре после меня. Закатав до локтя рукава, он приготовил бобы с беконом. От свежего утреннего воздуха у меня разыгрался аппетит, а запах был чудесный. Лобковиц смущенно назвал завтрак "ковбойским", но на мой вкус он был выше всяких похвал, и я бы съел вторую порцию, если бы еды было больше. Я спросил, долго ли еще ждать встречи с Оуной. Лобковиц ничего не мог сказать. Сначала он должен был произвести разведку.

Только теперь я заметил, что наши кони пропали. Оружие и седельные сумки лежали у входа в пещеру. Можно было подумать, что ночью здесь побывал конокрад.

Лобковиц успокоил меня.

– Они вернулись в Нихрэйн– там их ждет другое путешествие, в котором участвуют ваши предки и ваше второе "я", Эльрик Мелнибонэйский. Мы не можем ехать на лошадях по территориям, в которые вступаем. Лошади здесь не существуют.

– Вы имеете в виду, что мы находимся в доколумбовой Америке?

– Что-то в этом роде.– Лобковиц дружески положил ладонь мне на плечо.– О лучшем спутнике, чем вы, граф Ульрик, нельзя и мечтать. Я знаю, что вы хотели бы о многом расспросить меня, но понимаете, что я могу сообщать вам сведения буквально по крупицам, иначе мы изменили бы свое будущее и еще больше ослабили бы эту ветвь. Поверьте мне на слово: я привязан к вашей жене не меньше вас, хотя и по-своему. И, что гораздо важнее, наше и ее выживание в равной степени зависит от успеха действий друг друга. Очень много ветвей переплелись, образовывая одну, более крепкую. Но для этого потребовались умение и удача.

– Мне нелегко представить себя в роли побега,– заметил я.

– Что ж,– отозвался Лобковиц, чуть заметно морщась,– тогда попробуйте представить, что вы объединяете свои душевные силы с маленькой группой, которая, действуя совместно, может сохранить Космическое Равновесие и спасти мультивселенную от небытия. Надеюсь, это несколько возвысит вас в собственных глазах.

Я сказал, что теперь чувствую себя увереннее, и мы со смехом взяли поклажу и пружинистым шагом двинулись по горной тропе, любуясь вершинами, лесами и живностью, которая в них обитала. От этого зрелища у меня стало легче на душе. Подозреваю, оно укрепило меня даже больше, чем меч.

Лобковиц шагал, опираясь на кривой посох. Я нес свой клинок на спине. Он был так искусно сработан, что казался намного легче, чем на самом деле. Откровенно говоря, я всегда считал, что для ближнего боя гораздо лучше подходит "люгер" или "вальтер"; с другой стороны, однажды я видел, что происходит, когда кто-нибудь пытается воспользоваться огнестрельным оружием в мире, где оно не существует.

При ходьбе нам было тепло, но, останавливаясь, мы сразу ощущали ледяное дуновение ветра. К вечеру первого дня мне на лицо начали падать редкие снежинки. Мы упорно продвигались навстречу зиме.

Я заметил, что смена времен года происходит здесь очень быстро.

– Да,– ответил Лобковиц.– Выражаясь привычными для вас понятиями, мы шагаем против потока времени. Можно сказать, мы возвращаемся к Рождеству.

Я уже собирался спросить, что означают его загадочные слова, когда перед нами возникло бледное лицо высотой около двух метров, загораживая узкую горную тропу. Оно взирало на нас глазами, расположенными на уровне нашего роста. Присмотревшись, я подумал, что это изваяние, хотя и весьма реалистичное. Какая могучая сила поставила здесь этот огромный камень, преградив нам путь? Изваяние смотрело на меня с улыбкой, по сравнению с которой улыбка Моны Лизы показалась бы широкой. Я невольно залюбовался его красотой и провел рукой по гладкому граниту, из которого оно было высечено.

– Что это?– спросил я Лобковица.– И почему оно загораживает тропинку?

– Это существо зовется ононо. В здешних местах когда-то обитало целое племя таких созданий. Вы не в силах различить весьма ловкие руки и ноги, спрятанные внутри единой части тела, которое кажется вам толстой шеей. Ононо вымерли здесь и повсюду, кроме Африки, да и там они встречаются крайне редко. На вашем месте я бы радовался тому, что это существо окаменело. Ононо – сильные безжалостные противники. И вдобавок каннибалы.– Действуя посохом словно рычагом, Лобковиц начал сдвигать голову на край тропы. Она сразу покачнулась, потом внезапно опрокинулась и покатилась в глубокую пропасть, ударяясь о стены. Я проводил ее взглядом, ожидая, что она упадет в реку, но голова с хрустом вломилась в рощицу темных деревьев. Я поймал себя на мысли, что желаю ей мягкого приземления. Теперь тропа была свободна.

Лобковиц двинулся вперед с осторожностью, которая, как выяснилось, была нелишней. Тропа расширилась, свернула в сторону, и перед нами предстал не каменный страж, а несколько живых экземпляров создания, которое мы только что сбросили вниз. Оттуда, где должны быть плечи, вытягивались длинные гибкие ноги и руки, похожие на паучьи лапы. Их огромные головы, заточенные зубы и круглые глаза навевали воспоминания о полотнах Брейгеля.

О том, чтобы вступить с ними в переговоры, не было и речи. На тропе сгрудились шесть или семь ононо. Мы должны были драться с ними либо отступить. Я решил, что, даже обратившись в бегство, мы рано или поздно все равно столкнемся с ними. Лобковиц выхватил из-под плаща громадную абордажную саблю, я со смешанным чувством облегчения и вины обнажил Равенбранд. Черный клинок тут же издал радостный кровожадный вопль и потянул меня к противникам. Лобковиц двигался следом. Мы мчались навстречу гротескным существам, продуктам тупиковой ветви эволюции.

Гибкие пальцы обхватили мои ноги, и я до рукояти вонзил меч в лицо ближайшего ононо, расколов его как тыкву и забрызгав себя и его соплеменников мешаниной из крови и мозгов. У этих тварей оказались массивные, но весьма хрупкие черепа. Еще два ононо пали жертвой Равенбранда, который словно обезумел, упиваясь кровью. Я услышал свой собственный голос, который выкрикивал боевой клич Эльрика Мелнибонэйского:

– Кровь и души! Кровь и души для моего повелителя Ариоха!

Я внутренне содрогнулся, подумав, что совершил тяжкий грех, произнеся это имя в мире, который меня окружал.

Но теперь во мне преобладал Эльрик Мелнибонэйский. Врезавшись в толпу отвратительных ононо, я впитывал их грубую жизненную энергию. Их кровь запульсировала в моих жилах, сообщая мне злобную, практически неодолимую силу.

Вскоре пять из них были мертвы. Тут и там на тропе, все еще подергиваясь, валялись их отрубленные руки и ноги. Несколько конечностей упали в пропасть. Два оставшихся в живых ононо – мне показалось, что это молодые самки – уползали прочь и не представляли для нас опасности.

Я облизал губы и вычистил клинок о жесткие черные волосы ононо. Лобковиц осматривал труп, сохранившийся в относительной целости.

– Это были последние слуги Хаоса в этом мире, по крайней мере, до настоящего момента. Хотелось бы мне знать, не позовут ли они сюда своих родственников.– Он вздохнул, словно сочувствуя поверженному врагу.

– Все мы – игрушки Судьбы,– заговорил он.– Жизнь – это не план спасения или бегства, а дорога, которую мы вынуждены преодолевать. Если мы и способны изменить свой жизненный путь, то лишь весьма незначительно.

– Вы пессимист?

– Порой даже самые незаметные перемены становятся решающими,– сказал Лобковиц.– Поверьте, граф Ульрик, меня можно назвать кем угодно, только не пессимистом. Ведь это я и мои единомышленники бросаем вызов самой основе существования мультивселенной.

– А именно?

– Многие полагают, что единственная сила, которая делает бытие реальным – это человеческое воображение.

– Значит, мы создаем сами себя?

– В мультивселенной встречаются и более удивительные парадоксы. Без них нет жизни.

– Вы не верите в Бога, сэр?

Лобковиц повернулся и посмотрел на меня. На его лице появилось странное, удовлетворенное выражение.

– Меня редко спрашивают об этом. Я верю, что если Господь существует, то он наделил нас способностью к творчеству и предоставил нас самим себе. Он не судит нас, не пытается управлять нами, но дал нам Равновесие – или, если хотите, идею Равновесия. Именно ему я служу, и тем самым служу Богу.

Я смутился. Я никогда не испытывал желания вторгаться в духовный мир других людей, но был воспитан в лютеранской вере, и, естественно, у меня, возникли некоторые вопросы. Судя по всему, Лобковиц исповедовал религию торжествующей умеренности, цели и законы которой были понятны и ясно определены.

Равновесие – источник справедливости и творческих способностей, совокупность которых люди и называют гармонией.

Однако о всякой гармонии пришлось забыть, как только ветер вновь начал обжигать наши лица. Он забрасывал нас дождем и мокрым снегом. Мы почти ослепли и продрогли до костей, но продолжали шагать по горной тропе. Она петляла среди огромных скал и пробегала по узким гребням, по обе стороны которой сияли глубокие пропасти. Казалось, ветер напал на нас, когда мы были наиболее уязвимы.

Кое-где высоко над нами склоны гор начал покрывать снег. Я встревожился, понимая, что если начнется обильный снегопад, мы погибнем. Лобковиц всеми силами пытался успокоить меня, но было заметно, что он сам не верит своим словам.

– Будем надеяться,– сказал он и добавил, цитируя кого-то из англичан:– "Оставив страхи за спиной, с надеждой смотрим вдаль."– Только теперь я обратил внимание на то, что до сих пор мы говорили по-немецки.

Откуда-то издалека донесся едва слышный крик птицы. Лобковиц сразу встрепенулся.

Мы обогнули высокий гранитный столб. Нашим взглядам предстали горные вершины, каскадом спускавшиеся к озеру. Должно быть, у меня отвалилась челюсть. Я помню клубы пара, вырывавшиеся из моего рта. Я слышал, как бьется мое сердце. Неужели это темница, в которую заключена Оуна?

В центре озера я увидел остров. На нем стояла гигантская ступенчатая пирамида из металла, блестевшего отраженным светом.

От берега к острову вела прямая широкая дорога. Она сверкала, будто серебряная полоса на льду. Что это за сооружение? Оно казалась слишком большим для памятника или монумента.

Ветер швырнул мне в глаза жалящий снег. Когда мое зрение прояснилось, озеро и окрестные горы заволакивал клубящийся туман.

Лобковиц сиял улыбкой:

– Вы видели, граф Ульрик? Вы видели огромную крепость? Это город Древа!

– Я видел пирамиду. Из чистого золота. Кто ее построил? Майя?

Лобковиц рассмеялся.

– Так далеко на севере? Насколько мне известно, до сюда отваживаются забираться только пукавачи. То, что вы видели – это общинный Длинный дом какатанава, послуживший образцом для подражания доброму десятку племен. Граф Ульрик, благодарите своего Бога. В одно и то же время мы прошли многими окольными путями, хотя шансов на это было очень мало. По счастливой случайности и благодаря своему опыту мы нашли решение. Мы отыскали дороги, ведущие к нужному месту. Теперь нам остается надеяться, что они выведут нас туда в нужное время.

Лобковиц с широкой улыбкой посмотрел вверх, и в тот же миг на его плечо опустилась огромная птица. Это был ворон-альбинос. Я с любопытством смотрел на него.

Ворон явно был сам себе хозяин. Он прошелся по руке Лобковица, вновь устроился на его плече и воззрился на меня глазами-бусинами.

Глядя на Лобковица, можно было решить, что он почти утратил надежду на успех. Я рассмеялся и сказал, что недоволен своей судьбой. Он согласился, что в этой партии нам достались не лучшие карты.

– Но мы выжали из них все, что могли – в этом-то и секрет! Надеюсь, вы ощущаете разницу, дорогой граф?

Он поглаживал горделивую птицу, что-то ей бормоча, словно общаясь с любимым домашним животным, которое считал потерянным. Но я видел, что он буквально разрывается между желаниями приласкать ворона и бросить еще один взгляд на золотую пирамиду-город. Я понимал его чувства. Я тоже не мог решить, что мне интереснее рассматривать – нашего нового спутника или крепость. Однако из-за тумана видимость сократилась до нескольких шагов.

Уже стемнело, когда мы решили остановиться на маленькой поляне. Кусты, росшие на горном склоне, послужили каркасом для нашего укрытия. Мы набросили на них большой плащ, забрались внутрь и с удовольствием развели крохотный костер. Уже давно нам не было так уютно. Даже ручной ворон Лобковица, устроившийся в ветвях, казался довольным. Я, разумеется, тут же попросил Лобковица поделиться со мной сведениями, которые он мог бы сообщить, не затрагивая наши дороги во времени.

Лобковиц извинился и сказал, что таких сведений очень немного. Он полагал, что основная часть пути уже пройдена. Он хмуро посмотрел на птицу, словно надеясь получить от нее совет, но ворон уже уснул на своем насесте.

Лобковиц вел себя с неуклюжей скрытностью. Вероятно, он опасался, что цель, к которой мы подобрались так близко, ускользнет от нас. Но, раскурив одну из своих многочисленных глиняных трубок, он успокоился и не без удовольствия окинул взглядом горы, окрасившиеся в сумерках алым и темно-синим, посмотрел в чистое небо, на яркие звезды, мерцавшие в нем.

– Когда-то я путешествовал в мирах, которые почти точно соответствовали моему настроению,– сказал он.– При этом я испытывал едва ли не экстаз.

Казалось, он воспрял духом и заговорил более свободно:

– Мы имеем дело с фундаментальными основами самой жизни. Вы уже знаете о Серых Жилах, которые, являясь как бы скелетом мультивселенной, отзываются на желания людей, хотя зачастую непредсказуемым образом. Мультивселенная питается нашими мыслями и мечтами. Одна жизненная форма поддерживает другую. Взаимопомощь – первое условие бытия, а изменчивость – второе.

– Я не в силах уразуметь все, что вы мне говорите,– с вежливым интересом отозвался я.– Меня занимает другое. Больше всего я хотел бы выяснить, скоро ли мы отправимся выручать Оуну.

– Если нам очень повезет, если мы будем крепки духом и сумеем воспользоваться всеми возможностями, которые нам представятся, то уже завтра мы ступим на Сияющую тропу, которая ведет к острову Какатанава. К нам присоединятся еще трое. Три к трём и девять к девяти. Это сильное колдовство, кузен Ульрик. Только тройки и девятки. Это значит, что каждая тройка должна собраться вместе и девятеро должны объединится. Только тогда мы станем силой, достаточно могущественной, чтобы восстановить Равновесие. Прежде чем мы войдем в Золотой город, нам придется преодолеть много препятствий.

Костер согревал нас всю ночь, а утром наше укрытие осталось последним пятном зелени на склоне, покрытом легким снегом. Мы аккуратно упаковали вещи и тщательно закрепили снаряжение, понимая, как легко поскользнуться на неровной тропе и какими опасностями это грозит.

Еще до полудня поднялся ветер. Он набрасывался со всех направлений, как будто хотел смести нас с лица земли и швырнуть в пропасть, плотно укутанную белыми густыми облаками. Мы цеплялись пальцами в перчатках за трещины в скалах и осторожно продвигались вперед, следя за каждым своим шагом.

В конце концов мы начали спускаться и оказались в длинном ущелье, которое выходило к берегу. Озеро было покрыто льдом, но ущелье утопало в зелени, и даже вверху на его склонах не было снега. Войдя в рощу деревьев, мы почувствовали, что здесь значительно теплее.

Лицо Лобковица превратилось в застывшую маску. Он не отрывал взгляд от прохода между холмами, за которым угадывался золотой блеск пирамиды.

Вскоре тучи разошлись вновь, и солнце щедрыми лучами осветило огромную крепость. По мере того, как мы к ней приближались, я начинал сознавать, что это поистине чудовищное сооружение. Мне доводилось видеть зиккураты майя и египетские пирамиды, но это здание уходило ввысь десятками этажей. Оно курилось тонкими струйками дыма, по всей видимости, выходившими из очагов его обитателей. Целый город в одном здании, выстроенном в пустынной местности, в доколумбовой Америке! Сколько высокоразвитых цивилизаций пережило расцвет и падение, не оставив никаких следов? Быть может, мою цивилизацию ждет такая же судьба? Быть может, это естественный процесс мультивселенной?

Отдавшись этим мыслям, я лежал, глядя на россыпь звезд в бездне над моей головой. Мне никак не удавалось уснуть, и я задремал лишь на рассвете.

Когда я проснулся, Лобковиц исчез. Он взял с собой свою саблю, оставив только седельные сумки. К одной из них была подколота записка:

ПРИНОШУ СВОИ ИЗВИНЕНИЯ. БЫЛ ВЫНУЖДЕН ВЕРНУТЬСЯ, ЧТОБЫ ДОДЕЛАТЬ НЕОКОНЧЕННУЮ РАБОТУ. ЕСЛИ НЕ ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ СУТКИ, СПУСКАЙТЕСЬ К СИЯЮЩЕЙ ТРОПЕ. ПУСТЬ НИЧТО НЕ СОБЬЕТ ВАС С ДОРОГИ.
ЛОБКОВИЦ

Я решил, что ворон-альбинос улетел вместе с ним, но вскоре увидел его – он описал надо мной круг и скрылся в каньоне. Может быть, отправился вслед за Лобковицем?

Терзаясь страхами, которые теперь некому было унять, я ждал Лобковица весь день и следующую ночь. Он не вернулся. У меня возникла суеверная мысль, что мы слишком рано праздновали успех.

Оплакивая своего спутника, я взял его вещи вместе со своими. Интересно, куда полетела птица? За Лобковицем, или отправилась своим путем? Я зашагал по длинному спуску к замерзшему озеру и серебристой тропе, пробегавшей по его поверхности.

Мне оставалось лишь надеяться, что я сумею отыскать Оуну в огромной золотой пирамиде, которую какатанава называли своим Длинным домом.