Танелорн ▶ Рассказы издалека ▶ Около ▶ "Рагнарёк" (отрывки) Владимир Талалаев, Георгий Дубинин
Владимир Талалаев, Георгий Дубинин
"Рагнарёк". Часть 1. "Орт-Гент"
(Главы из книги третьей квадрологии "Риадан")
С полной версией этого произведения вы можете познакомиться здесь.
Вообще-то никакого Мельнибонэ на карте известных миров не значится. Сей географический изыск так и остался лишь в книгах Муркока. Но — кто знает, как поведёт себя история в будущем? Давно ли все поминания про Арду относили к «изыскам в стиле профессора Толкиена»? А теперь торгуют с Ардой, туристами обмениваются... Может, и Мельнибонэ — не совсем придумка, просто — Территория, Лучше Всех Спрятанная?
А вот Эльрик Мельнибонийский зачастил в последнее время на территории Риадана и Земли. Увы — он не открыл ни нам, ни другим любопытствующим местоположения своего края, а потому вслед за профессором Энгивуком рискну предположить, что на самом деле Эльрик — один из землян-«ролевиков», заигравшийся в свои бесконечные игры и сменивший свой облик примерно так же, как до этого сделал Чёрный Колдун Мальден...
Впрочем — какое нам дело, из Мельнибонэ или из крохотного городка где-то на Земле прибыл к нам сей воитель и искатель приключений, если сейчас он топал по одному из новых крохотных городков империи Западный Риадан и злобно порыкивал себе под нос.
У Эльрика было дурное расположение духа: только что он познакомился с компанией уличных гопников, и это знакомство ему крайне не понравилось... Особенно их вожак, явно в прошлом или спецназовец, или вконец разорившийся ведун, каких много сейчас шляется по Риадану, с тех самых пор, как нечисть получила гражданские права наравне с людьми и, стало быть, истреблению больше не подлежит... Вот и «оттягиваются» теперь безработные ведуны на всём, что «не совсем человек», но не убивают, а просто по-гопницки бьют!..
Вот так они и Эльрика приветили. Правда, порой ему казалось почему-то, что предводитель гопников чересчур уж гибок, словно из ртути или из резины он, а не из плоти и крови, но — чего только не покажется в такой ситуации!.. Впрочем, судя по силе ударов, скорей не резина, а именно ртуть...
И вот теперь Эльрик Мельнибонийский широким шагом топтал гранит булыжной мостовой, по ходу ворча:
— Нет, не могу поверить! Какой-то человечишко! Нет, этого не может быть!.. О! — внимание ворчуна привлекла появившаяся на пути фигура в доспехах, явно спешащая по своим делам: — Гляди-ка, еще один чёртов рыцарь... Эй, ты, почтеннейший! — Эльрик заступил дорогу неизвестному, — У тебя дама сердца есть?
— Нет, — последовал равнодушный ответ.
— Как нет? Черт... А родовое поместье у тебя есть?!
— Нет.
— О Эру Моргот! А покровитель твой в таком случае...
— У меня нет покровителя...
— Кхм... Да есть у тебя хоть что-нибудь, из-за чего можно подраться!!!
— А что, нашего желания недостаточно?.. — наивно спросил рыцарь.
Они отсалютовали мечами.
— Эльрик Садрикович Мельнибонийский! К Вашим услугам!
— Сэр Эрхон! К Вашим услугам...
Бой начался по всем правилам и незамедлительно. Эльрик наседал, но явно не с желанием разрубить соперника, а просто сгоняя зло за прошлый проигрыш гопникам. Он не мог ещё забыть, как получил по голове такой удар, что сперва на миг перед глазами вспыхнули звёзды, а затем показалось, что уходящие гопники расплываются, превращаясь в аморфную лужу разноцветного металла, всё больше поблескивающего золотом, а затем этот металл впитался в асфальт...
Эрхон тоже прекрасно понимал порывы своего нежданного противника и поэтому не контратаковал, а только парировал удары, стараясь измотать Эльрика и тем самым «спустить пар»...
Однако проходивший мимо патруль не стал разбираться в тонкостях поединка. С воплями типа «Поединки разрешены только в специально отведённых местах», «Пройдёмте, товарищи, в отделение» и «Эй! Чего Вы это делаете!» бывшие ПЛановцы приблизились к сражающимся. Впрочем, последнюю фразу они выкрикнули, когда поединщики прервали междусобойчик и радостно обернулись к вновь прибывшим, завертев веером мечи. Бывшие элитчики Патрулей Лояльности поняли, что они не вовремя, но было уже поздно. Теперь обоим бойцам было на ком отвести душу — и они с радостью этим воспользовались: полицию они ненавидели ещё больше, чем гопников.
Увидев круги сверкающей стали, бравые патрульные начали состязаться в скорости бега. И даже победили, с трудом скрывшись от своих преследователей...
Запыхавшиеся и довольные, рыцари остановились возле деревянной таверны. И тут из-за серого забора рядом шагнул парнишка лет пятнадцати, не больше. В руке он сжимал закупоренную бутылку вина, а по лицу блуждала печальная полутрезвая ухмылочка.
Присмотревшись к рыцарям, Славик-Контрабандист (а это был именно он!) ткнул пальцем в меч Эльрика, явно колебаясь, что сделать лучше: похвалить меч или попросить штопор. Наконец, решившись, выдохнул:
— П-чем Буреносец?
— Торговцы явились! — закипел Эльрик, — нэнавыжу!
Взмах клинком был молниеносен, но и Славик среагировал мгновенно: чуть откачнувшись назад, он подставил под клинок горлышко бутылки, тут же срубленное мечом. Посмотрел на результат, хмыкнул:
— Открывают «по-гусарски». Ценю!
Затем отхлебнул хмельную жидкость и заявил:
— Сп-сибо! Так как, идем?
— Э-куда? — недоумённые голоса рыцарей слились в хор.
— Э-туда! Трактир громить! На продукт, в смысле, — и Славик кивнул на деревянное сооружение рядом.
Трактир, где после гибели Оборотня хозяином стал какой-то гоблин, практически не изменился. Те же столы, те же стойки, те же двери, крашеные под кирпич... Да и посетители подобные. Вон вампир потягивает из тюбика консервированную кровь через соломинку. Вон парочка ведунов сплетничает о подвигах своего шефа Геральта. Вон какая-то девица в кепке-берете и красной курточке потягивает пойло из кружки... Стоп! Внимательный зритель наверняка уже заметил, что это та самая девица, что доводила своим поединком Макса Второго, а затем так странно растворилась в воздухе!..
Вот в этот-то трактир и вломилась наша троица: двое Рыцарей и Контрабандист. Заняли свободную стойку, кивнули хозяину:
— Пива, вина и закуси на шестерых!
— Ваши друзья подойдут позже? — залебезил перед заказчиками гоблин.
— Нет, это мы будем жрать за двоих! Каждый!..
— А пить за троих! — встрял Славка, — Так что ЫШО ПЫВА!
Стол троицы был сервирован на удивление быстро.
Тем временем девица за соседним столом покончила со своим пойлом и вопросительно посмотрела на бармена.
Гоблин истолковал этот взгляд немного иначе, решив, что клиент уходит и желает расплатиться. Ловко лавируя между столами, он побежал к девице, по ходу ворча под нос:
— Все эти Воины Сновидений — просто свиньи! Вчерась вот приперлись трое, выжрали бочонок эля и растворились прямо в воздухе, ни фига не заплатив! Я бы их всех ставил к стенке и стрелял через одного из арбалетов!..
Посетители в зале трактира замерли, даже ведуны перестали шептаться. Все взгляды устремились на особу в красном. Видимо, завсегдатаи хорошо знали эту личность и теперь ожидали зрелища.
И не зря. Девица встала из-за стола, выплюнула изрядный кусок жевачки и со всей силы врезала гоблину в ухо.
Перелетев через стол ведунов, бармен грохнулся об пол, вскочил, и, выкрикнув что-то на Островном наречии, перевел затем:
— Твою дивизию!
В ответ личность в красном четко и раздельно произнесла:
— Ты, грязная Мордорская свинья, порочишь честь славных Воинов Сновидений!.. Да я тебя!..
При этом легким движением руки извлекла из-за спины сверкающую катану с чёрной ребристой рукоятью, занесла её для рубящего удара. Гоблин в испуге зажмурился, прощаясь с жизнью, и даже не рискнул ответить ей, что не знает никакого Мордора, а говорил на родном, Островном языке. И тут обладательница сияющего оружия резко треснула гоблина рукоятью катаны в челюсть. Затем подумала и ударила ещё раз. И ещё. И ещё...
Ведуны попробовали оттащить разбушевавшуюся личность от стонущего бармена, предлагали успокоиться, выпить за Родину, за Кастанеду...
Не помогло... Сперва девица действительно пошла к столику ведунов, но тут очухавшийся гоблин, размазывая кровь и сопли по лицу, выхватил у одного из ведунов его меч и с рыком повернулся к девице.
Зря он это сделал! Она молниеносно вновь выхватила катану и замерла. Гоблин нерешительно остановился и явно не собирался нападать первым. Но девица эта, похоже, никогда не любила доставать катану просто так. Ничтоже сумняшеся, она кинулась в атаку и гоблину волей-неволей пришлось защищаться. Сталь звенела, заставляя вздрагивать тех посетителей, что поближе к побоищу. Пару раз ведуны пригибались, когда клинок свистел над их головами.
И только троица посетителей за угловым столиком относились ко всему этому с философским спокойствием. Наблюдая за схваткой, Эльрик спокойно, даже чуть равнодушно, прокомментировал:
— Круто рубится подруга!
— Да! Оттягивается по полной программе! — согласился Эрхон.
Славик же мечтательно протянул:
— Ага... Интересно, какова она в... — он явно хотел сказать «В постели», но не успел: девица резко обернулась к ним и звонким мальчишеским голосом выкрикнула:
— Покончу с этим (кивок в сторону гоблина) — за «Подругу» ответите!
Эльрик среагировал первым:
— Извините, молодой человек... И за них тоже... — и кивнул на друзей.
Так похожий на девицу мальчишка выкрикнул в ответ:
— Принято! Но не мешайте ловить кайф!.. — и юный Воин Сновидений продолжил трактирный погром...
Через минуту гоблин уже лежал в отключке, очередной раз получив гардой катаны по голове.
Майкл уныло посмотрел на тело и вздохнул:
— А, черт, заплатить не успел... Ещё действительно скажет этот жлоб, что мы не расплачиваемся!..
И с этими словами Майкл кинул ему на грудь золотую монету. Затем повернулся к посетителям, не пострадавшим еще при побоище, и произнес с нажимом:
— Кто тронет — до утра не доживет! Я сказал!
— На похороны, видимо, — осторожно шепнул-прокомментировал Эрхон, стараясь, чтоб выходящий из трактира и затормозивший у двери мальчишка не расслышал его...
Но стоило Майклу скрыться за громко хлопнувшей дверью, как Славик, окинув острым взглядом картину побоища, задумчиво протянул:
— Кажется, о нашей выпивке позаботились...
Пояснять сотоварищам ничего не пришлось, и «святая троица» взяла со столов все, что ещё уцелело...
Зеркало стояло в самом углу длинного сумеречного коридора, залитого лишь синтетической не-тьмой. Обыкновенное круглое зеркало в рост человека, которое неизвестный автор заключил в раму из прекрасных хрустальных сталактитов, словно вмёрзло оно в лед. А возле зеркала стояли двое пацанов, и тот, что потолще, торопил бегущих.
Не останавливаясь, Феникс прыгнул в зеркало, ухватив одной рукой Иэрнэ, а другой увлекая за собой Тома. Вместе с ними влетели сквозь зеркальную амальгаму сбитые с ног Тёмка и Женька. Зеркало показалось простой иллюзией, скрывавшей за собой тайное помещение, но зал, открывшийся взорам, был напоен светом звёзд и никак не вязался с напыщенным показным величием покоев Единого.
— И снова мне жизнь спасает брукса, — улыбнулся Феникс. — Это уже привычка...
— Кто-нибудь объяснит мне, что всё это значит?! — от переизбытка впечатлений Том схватился за голову, сжимая виски ладонями. — Вот ты! — ткнул пальцем в Иэрнэ, — Дважды назвал Феникса Учителем. Почему?
— А как же мне ещё называть Крылатого Валу?
— Но ты ж уже предположил, что я — просто из того же народа, что и твой Учитель! — взвыл Феникс.
— А с чего бы ты тогда из всех нас именно меня, Человека, попросил отпустить?!
— Не жутко удивлю, если скажу, что Тома он всё равно бы не отпустил? Вечного, которого можно убить, он не отпустит. Впрочем, кое в чём я перед ним блефовал. Нет, не в просьбе отпустить тебя, а в той назначенной цене.
— Своей жизнью? — Женька показался озадаченным. — С такой ценой не шутят, разве что ты вечен и неуничтожим...
— Именно.
— Бедный монстр... — фыркнул Женька.
— Кто знает... Эта тварюка оказалась неимоверно сильна. Возможно, что платить пришлось бы всерьёз...
— Стоп! — крикнул Том. — Это позже. Далее: Феникс, что это за ублюдок и зачем ты за ним гнался? На фиг тебе сдался этот... этот терминатор!
— Я — Вечный без клана.
— Знаю.
— Не перебивай! Именно оно сделало это. А когда-то клан Крылатых Лассара был известен по всей галактике. Теперь же лишь я и брат мой Алекс остались на Дорогах Мира. Остальных сгубило оно. Я давно потерял его след, и века не думал уже об отмщении, но недавно оно вернулось опять... И голубой кровью Лассар поклялся я не упустить его.
— А оно поклялось — не выпустить тебя, Феникс, — съехидничал Иэрнэ. — Но оно, в отличие от тебя, клятвы не сдержало, Странник.
— Ты знаешь моё прозвище?
— Прозвище? Скорее — призвание. Ты ж не рождён убивать!
— Верно. Но почему теперь ты признал, что я не твой учитель?
— Учитель никогда не мстил. Никому...
— Дальше, — Том продолжал свои вопросы: — Через сколько секунд оно до нас доберётся вновь?
— Века. На Дорогу-Меж-Зеркалами дано выходить не всем, и места этого нет нигде в мире. Так что найти нас — проблематично... — с этими словами Лассара присел у шероховатой стены, опершись на свой клинок и расправив затёкшие крылья.
— Иэрнэ, теперь ответь ты, — Том повернулся к эльфу. — Я, конечно, понимаю, что ты — мастер мистификаций, то за девчонку себя выдаёшь, чтобы не всыпали за грехи, то теперь вот — за человека... Но ведь уши в тебе всё равно эльфа выдают! Так на фиг?
Эльфеныш нервно мял левой руке кепочку. Затем, не находя слов, сделал неопределённый жест правой рукой. В ответ Том демонстративно зевнул.
— Всё равно не поверишь... — вздохнул Иэрнэ.
— А ты попробуй... — Крылатый обернулся к эльфу.
Тогда недавний знакомец Тома глубоко вздохнул и выпалил:
— Наш народ выбрал Путь Людей... Понимаешь — я не с Риадана, хотя и родился на Риадане. Мы жили на Арте...
«Арта — название Арды на языке тамошних Темных, на нашем языке!» — машинально отметил Том. А эльф продолжал:
— Мы жили на Арте. И Крылатый Вала был нашим Учителем. Мы были эльфами по рождению, но выбрали Путь Людей. Нас звали Эльфами Тьмы, но мы — первые увидевшие Свет. И нас убили. Они думали, что, убив нас, сумеют обеспечить нам плен в Мандосе, а затем «исцелить», вселив в иные тела. Но — просчитались. Мы выбрали Путь Людей, и поэтому прошли мимо Чертогов и ушли во Внешний Мир... И все наши родились в телах людей, и жили во многих мирах вокруг и в различные эпохи... А я почему-то родился опять эльфом. Только не на Арте, а на Рокласе. И в облике риаданского эльфа живу, и сам не знаю — зачем. За что мне такая судьба? Последний ЭЛЬФ среди эльфов, возжелавших стать людьми. Я что, плохо верил в то, что стану после смерти человеком, а?!
— Расспросишь Учителя — пояснит... — рассеянно хмыкнул Женька, оглядываясь по сторонам.
И было отчего озираться в изумлении: такого ещё не приходилось видеть простым смертным. Шероховатые стены то ли песчаника, то ли желтоватого бетона ограничивали по бокам коридор, запертый с одной стороны вмёрзшим в лёд зеркалом и уходящий с другой стороны в бесконечность. Над головами сияли небесной синью своды из голубого нейтрита, такого же, как идет на броню земных проникателей. Кое-где под обвалившимися кусочками песчаника из стен поблескивал такой же нейтрит. Местами плиты потолка были проломлены, и сквозь дыры виднелось небо, всё из клубящейся фиолетовой дорожной пыли.
Пол под ногами лишь у стен напоминал старый асфальт. В полуметре от песчаника он обрывался в ничто, и среди неимоверного провала сияли мириады звёзд. Но — Иэрнэ стоял, одной ногой опёршись на эту бездну, и не думал проваливаться! Женька глянул под ноги. Так и есть: и они с Тёмкой стоят среди звёзд! Под ногами мирно проплыла галактика, слепяще-оранжевая к центру и разбрасывающая в стороны зеленоватые спирали-рукава...
— Не боись, не провалишься, — Феникс кивнул Женьке. — Вот такая она и есть — Дорога Меж Зеркалами. Пыль над головой, звёзды под ногами, стены с дверцами и картинами по сторонам... Дверцы и картины будут чуть дальше, когда мы пойдем по коридору... И я бы не советовал вам касаться этих картин... Заблудитесь...
— Минуту... — Иэрнэ перебил Лассару. — Молодой человек, что Вы имели в виду, когда говорили «Расспросишь Учителя»? Ведь Учитель наш погиб, и был выброшен за Врата Ночи в вечное Ничто!
— Опять этот религиозный бред! — деланно поморщился Женька. — Вот расскажу Мельтору, что про него бают — или посмеётся, или рассердится!
— Так Учителя называли немногие. Чаще — Мелькор!
— А я так его называю. И смею тебя заверить — он жив и здоров. И в последний раз я видел его не позднее, чем сегодня утром...
— А ещё Женька сейчас — ученик Мельтора, — встрял Тёмка, — И именно он выпустил Вашего Учителя из заточения в подвалах в мае этого года...
— Ну и кто тебя просил всё это разглашать? — вздохнул Женька. — Он же меня сейчас начнет рвать на сувениры!..
— Не смешно. Но я попрошу Вас привести меня к Учителю. Надеюсь — Вы не откажете мне в просьбе?
— А сколько нас? — хихикнул Женька. — Запомни, меня звать Женькой, Евгением, если уж так охота посолидничать. Но всё же обращайся ко мне на «Ты», договорились, эльфийская твоя душа?
Иэрнэ только кивнул, зато Том мгновенно ткнул пальцем в Женьку:
— Теперь ты. Кто ты таков? Кроме того, что ученик Мельтора и нахал-шутник, доставший пару-тройку городов своими хохмами...
— Не доставший ещё пару-тройку... — скромно уточнил за него Тёмка, заработав увесистый подзатыльник от друга. — Остальные — уже...
— Меня интересует, — продолжил Том, — Как ты сумел так вот заорать на Единого... Так... эффектно. Или это тоже — «шуточка»?
— Просто мной сегодня вампир закусывал, — вздохнул Женька. — Вот я и стал такой... голосистый... Вампир тот говорил, что я теперь брукса.
— Теперь ты, — Том вновь обернулся к Лассаре. — Ты говорил, что второй раз брукса спасает тебе жизнь. Кто же и когда был первый?
— Мой друг, — ответил Феникс. — Он — брукса, хотя более похож на Мули. Когда-то своим голосом он спас меня от Вепря, — и, заметив, как рука Тома машинально чертит знак против Чудовища Зеркал, хмыкнул: — Вепрь тогда помер. Насовсем. Так что не бойся.
— А зовут твоего друга...
— Мальчик, — крылатый Лассара горько усмехнулся, — просто Мальчик. От Имени он отказался. Сказал, что раз потерял всё, и семью, и дом, то зачем хранить Имя...
Не желая продолжать воспоминание, Феникс пристально взглянул в глаза Тома и негромко, но настойчиво произнес:
— Ты так упорно спрашивал, что теперь я хочу сказать. Я, конечно, благодарен тебе за свою жизнь, но — ты нарушил первый закон Вечных: бой всегда ведётся один на один. Это — закон.
— Плевать мне на законы и каноны! — взъярился вдруг Том, — Жизнь друга мне гораздо дороже этих дурацких правил! Я не охочусь за головами, и в Собирании я участвовать тоже не желаю. И нет на мне ни одной жизни, хотя сегодня чуть не взял одну. И наполнен я лишь собой.
— Не одну, — тяжело вздохнул крылатый. — Не одну, а всего моего рода. И сотни иных родов, которые эта тварь унесла. И я изведу её, клянусь небом!
— Тяжкая клятва — крылатому. Не отступить... — Иэрнэ вздохнул, — И кровь Учителя моего тоже на м-мерзавце металлическом. И хоть смертен я, но клянусь исчезнувшими навек Эллери Ахэ, что я, последний из них, сделаю всё, что в моих силах, чтобы каждая капля крови их и крови Учителя нашего вонзилась в него смертным жалом. И пусть я умру, но клятвы своей не нарушу, хоть и учил нас Чёрный Вала прощению и гармонии.
— Том, — Тёмка повернулся к вечному мальчишке, — А ты давно знаком с Фениксом?
— Давно... Феникс — мой Учитель...
Воспоминание всплыло из небытия, как проявляемый фотоснимок, как оживающая Карта в руках Воина.
— Принц, ты зачем выпустил Князя Тьмы?! — Единый был в гневе.
— Он уйдёт и никогда никому не будет вредить!
— С чего это ты взял?! — рокочущий голос сотрясал своды дворца.
— Он сам мне пообещал это...
— А ты — поверил ему?! — в механическом голосе Единого послышалась неподдельная насмешка. — Он обманул тебя! И вновь будет сеять зло!.. — порывом голоса всколыхнуло плащ мальчишки, но принц упрямо возразил:
— Он — никогда не делал зла. И — он говорил правду...
Гром расколол плиты пола: Единый пылал от гнева. Нельзя было даже представить себе, что этот колосс, больше всего напоминающий машину или благородную статую, может ТАК сердиться и прямо-таки булькать от гнева! И все же — всё естество золотой фигуры излучало жар гнева и ярости. Рокочущее чудище подошло вплотную к мальчишке и направило на него палец:
— Предатель! Ты на его стороне! Изменник! И ты умрёшь!
Палец Единого неестественно вытянулся и навылет тонким клинком пронзил мальчишку. Принц с удивлением взглянул на выходящий из его груди меч-палец, понимая, что ноги становятся ватными. Детские губы шевельнулись, выдохнув в лицо богомонстру:
Так от века идёт охота
На поверивших Чёрной Птице,
Но таинственная работа...
Голос-вздох замолк. Обливаясь кровью, мальчик упал на плиты парадной залы. А его родители?
Король с королевой преклонили колена в благоговейном ужасе и почитании Единого. И только королева вздохнула:
— Как жаль, что наш сын — предатель...
— Не сын... — тут же поправил её Король. — Я же сразу говорил: незачем нам усыновлять безродного. Одни проблемы были от этого приёмыша...
— Никто из людей не коснётся тела этого предателя, осквернившего Веру! — холодно и надменно заявила королева. И Эру кивнул в знак высшего одобрения.
...Хоронили его не люди, а лесные орки. И даже эльфы не препятствовали им. Траурная процессия в белом неслышными тенями скользила по лесу, и даже ветки не шевелились. А на носилках — тело Принца — мальчика в белой мантии.
Носилки... И постамент алтаря, с которого многие Уходили... И вдруг, из зеркального блеска щитов — человек. Крылатый. И шепот-вопрос, прижавший к земле траву:
— Зачем хоронить живого? Негоже это, Воины. Свет его предал, но зачем же Тьме признавать такой Свет всесильным?
И затем — к мальчику, склонившись над телом:
— Встань и иди. Окончен твой отдых. Получена весть...
Свист молний? Шум леса?
Глаза открываются — рывком. Тело садится. Рывком. Встает — рывком...
— Идем, малыш... Теперь... тебе ещё многому надо учиться... Теперь ты один из нас...
Блеск зеркал. Пустые носилки. Ряд Орков. Ряд Эльфов...
Многие с этого алтаря — Уходили. В Танце Огня. Мальчик — первый, кто ушел. Просто так. Своим ходом...
Том. Томас Слипер. Томас Слипер из клана Сэлета. Томас Слипер из клана Сэлета, воспитанник Крылатого Лассары...
Лат отложил в сторону книжку и кивнул вошедшему мальчишке.
— Приземляйся.
Мишель плюхнулся на свободный стул и нерешительно замер. В конце-концов, не каждый день Командор вызывает кого-то для конфиденциальной беседы. Вроде бы — ничем не проштрафился... Но — кто знает? Трудно, когда командор — щупач экстра-класса, да ещё и бывший Лорд Ночи. Тут не знаешь, поступок нехороший или нехорошая мысль огорчат Изначального.
— Воюешь, значит... — неопределенно начал Лат.
— Только во сне... — оправдательно начал Мишель. — Это же никому не вредит!
Командор вздохнул и вдруг спросил:
— А тебе нравится, когда кошмары снятся?
— Не очень... — честно ответил мальчишка. — Но в последнее время я нашел против этого средство!
— Сновидение... — Лат сделал ударение на втором слоге. — Тоже метод... Но не слишком ли ты переувлекаешься книгами Кастанеды и открывшейся перед тобой Силой?
— А что в том плохого?! — Мишель откровенно недоумевал. — Это ведь действительно не вредно!
— Понимаешь, малыш... — начал Лат, — Я терпел, когда ты представал перед начинающими Воинами в облике Дона Хуана и даже вручил одному из них тут же приснённый Ключ Порталов. Я улыбался, когда ты устраивал полеты по Сонным Пространствам и Сумеречной Дороге и задирал Дорожную Полицию — в конце-концов, эти самозванцы хуже разбойников с иной дороги... Но когда ты стал входить в сон лишь затем, чтобы там согнать накопившуюся за день злость и раздражение — это уже совсем не годится... Понимаешь — в поисках приложения своих сил ты проектировал себя в РЕАЛЬНЫЕ миры... И от твоих атак страдали вполне РЕАЛЬНЫЕ люди и гоблин.
— Я думал — это всего лишь сон... — шмыгнул носом Майкл.
— Задумайся... — Лат снова взял книгу. — Я бы не хотел, чтобы воспитанник «Звёздного Ветра» вёл себя, как уличный гопник... И не хотел бы тебя отстранять от участия в регате за подобные фокусы, да ещё за восемь дней до начала регаты... Понимаешь — даже в простых снах ты встречаешься не с голограммами, а с живыми обитателями Сонных Пространств. Но когда ты вторгаешься в реальные миры — то мера ответственности твоей растет стократ...
— Я пойду, Лат... — Мишель поднялся, и вдруг, у самой двери, спросил:
— Одного не пойму — как же я сумел вывалиться в реальность посреди сна, а?
— Ты во сне засыпал? То-то же! Сон, увиденный во сне, есть реальность, это ещё Будда говорил...
И все-таки снам не прикажешь. Можно менять их, корректировать, сжимать или растягивать, но им не прикажешь не сниться вообще.
И на этот раз снилась Мишелю маленькая деревушка, затерянная где-то в лесах. Дул теплый ветер, заблудившийся в верхушках сосен, нырял вниз, хлопая ставнями заброшеных домов. Говорят — недавно здесь отгремел Армагеддон, и таких деревенек тут теперь видимо-невидимо. С прудом, где полным-полно здоровенных зубастых карпов, с плачем и стонами домового в вечнохолодной печной трубе.
Обгорелые заборы напоминали другое пожарище. Но это было давно... Очень давно... Горел город. Простой деревянный город у подножия здоровенного каменного замка. Его жители сперва просто не поверили, что вторгшиеся в эти края чужаки способны на зло. Сперва не поверили, а потом уже было поздно. И не важно, что не были тогда известны автоматы и сваггеры, что вместо ядерных бомб применяли файерболы, а вместо пуль летели стрелы и метательные ножи... Город погиб, захлебнувшись в крови, и не сумел остановить это безумие даже Чёрный Менестрель, вскочивший на камень у окраины города и резко ударивший по струнам лютни. Чёрным назвали Менестреля атакующие, ведь он пел о Тьме. Но он не был чёрен. Ледяной белизной сияли его одежды, ярче алого головного убора с серебряными колокольцами. Неестественно выгнутая правая рука лихо била по струнам, и песня неслась лавиной. И услышавший её не мог уже бояться Тьмы, ведь — понимал и её, и Свет, и место обеих сил в Истинном Мироздании. Но за миг до того, как полетели на землю мечи захватчиков, один из их предводителей злобно выкрикнул: «Да что вы слушаете! Бейте его!» И мечи остались в руках. И обрушились на певца. Никогда прежде не поднимали руку на менестреля. Но — в борьбе Света и Тьмы на этот раз именно Свет поступился честью и прервал песнь Менестреля, ибо — испугался его. Свет победил. Но победа его была сродни поражению: взяв на себя кровь невинноубиенных, он обрек себя на проклятия и противников, и союзников. И не раз ещё аукнулась Воинам Света эта «победа любой ценой»... Победа над Эльфами, которые считали себя Людьми...
Мишель рассказывал эту историю троим ребятам, забрёдшим в пустую деревушку и устроившим тут своё обиталище — то ли скит отшельников, то ли летний скаут-лагерь. Тут было принято рассказывать истории на ночь. И Майкл делился своими воспоминаниями из прежней, неземной ещё жизни...
— Почему мы не слышали ничего подобного? — спросил Райен, когда история кончилась.
— Потому что Мишка это только что придумал! Клево! Тебе бы жутики снимать! — завосторгался Севка.
— Не поэтому. Просто летописи обычно пишут победители. И никто никогда не давал слова побежденным. Особенно если их вырезают вплоть до последнего человека.
— До последнего эльфа!
— Человека. Они называли себя Людьми, хотя и были эльфами от рождения. Ибо они избрали Путь Людей, путь со свободой выбора.
— Странные какие-то, — фыркнул Севка, — Эльфы, а назвали себя людьми, Тьма, а говорят — самые светлые. Что ж это за эльфы такие, если от них даже имён нет!
— Имён не осталось. Приказано забыть... — чужим каким-то голосом отрубил Михаэль.
И больше в эту ночь никто ни о чём не говорил. О чём они думали? Этого, пожалуй, не знал даже Эру, Единый. Вот только когда они пробудились утром, то на теле своем обнаружил Мишель два шрама, старых, больших и уродливых, словно напоминание о чем-то. Или предупреждение.
— Смотрите! — чуть ли не испуганно Юлька ткнул пальцем на живот Майкла. — Откуда это?
— А может, было? — осторожно начал Райен, хотя было ясно, что и сам он в это не верит.
Юлий подскочил к Мишелю и осторожно коснулся прохладными пальцами грубой покорёженной плоти. Шрамы были какими-то вялыми и твердыми на ощупь.
— Болит?
— Не-а... — мальчишка с изумлением и каким-то неясным, смутным страхом разглядывал шрамы, затем потёр краешек одного из них, потому что показалось, что там блеснуло что-то, как жидкий металл. Но — показалось...
— Как следы когтей орлов, — Юля попытался пальцами разгладить шрамы.
— Вчера точно не было. Это Единый тебя покарал, за то, что на его валар поклеп вёл! — выдал вдруг Севка.
— ...Да ты, видать, и вправду Нольдор, парень... — процитировал Мишель прямо в холеное арийское лицо заступника Эру. — Если и Единый — то не покарал, а попытался рот заткнуть.
— Угу, тебя испугался, грозного...
Никто не успел даже крикнуть «А вот и не подерётесь!», как двое мальчишек уже сплелись в клубок рук и ног, молотя друг друга и катаясь по земле.
Но бились они не по религиозным соображениям, просто Майкл обиделся на колкость Севки... Так что неписаных правил не нарушал никто, и в места пониже пупка удары не наносились принципиально.
И через минут пять друзья уже сидели на траве, вытирая пот и потирая ушибы, а ещё пол-часа спустя все четверо — и «бойцы», и их «секунданты» — кидали в пруд камешки, стараясь «напечь блинов» и приводя в бешенство прыгающих на скачущие по поверхности воды камешки зубастых карпов, и думать уже забыли об утренней драке.
Дня три пролетели совсем незаметно. Три дня — во сне, воспринимаемом Мишелем как единственная реальность... И только сны у Мишеля становились всё тревожнее и страшней. И снились ему Чёрные скалы над алмазной пылью дорожек под мертвым небом с искусственным люминесцентным освещением, и цепи, стягивающие запястья прикованного к скале на благословенной земле Амана, и когти пикирующих сверху орлов Великого Короля Валинора. И висящий был — Мишель, но звали его иначе. Он так боялся боли, так страшился крови, но теперь не раскаивался и не проклинал тот миг, когда избрал себе путь Творца, а не прислужника Великих, когда признал Крылатого — Учителем...
Кровь орошала алмазный песок, боль рвала шрамы. Но к утру видения отступали, и день приносил долгожданный отдых. Ведь нежиться и дремать на солнышке — ничуть не менее полезно, чем ночной сон...
Крупный карп накинулся на скачущий по воде камень с такой силой, что вылетел по инерции на берег, совершенно забыв о своей безопасности. И — забился в траве, не выпуская плоский кусок гранита из пасти. Может, это и насторожило бы Мишеля: раньше эти сверкающие хищники не забывали о собственной безопасности, но тут к чудовищу радостно кинулись остальные мальчишки, подхватывая увесистые дубцы и вопя «Мясо!»... А Райен — тот вообще вместо дубца мечом двуручным размахивает... Кто знает — может, так тут и выманивают зубастых карпов на берег?..
Уха получилась чистой, как слеза, и такой ароматной, что почуяли, наверное, и на небесах. Но обитатели небес, говорят, страдают излишней скромностью, а посему никто из них не рискнул спуститься и попросить себе хоть ложку горячей ухи. Ребята же подобными комплексами не страдали, а посему котелок опустел в пять минут. Приятное тепло разлилось по телу, и звало оно не к безделию, а к веселью. И тогда ребята выволокли из сарая длинную капроновую верёвку и, навязав на концах её узлы, затеяли перетягивание каната. Мишель с Райеном стали поближе к сараю, Юлька же с Севкой вцепились в другой конец веревки. Крик-команда — и хлопцы уже со всей силы упираются в землю, стараясь перетащить верёвку на себя. Сопят носы, тяжелеет дыхание... Райен атлетически изящно расставил полусогнутые накачанные ноги, которые почти не тронул летний загар. Мишель тянет, словно яхту на берег вытаскивает. На другом конце — то же веселье: Сева, намотав на руку конец верёвки, упёрся в землю и с сопением тянет на себя, лёгонький же Юлька прямо повис на верёвке, откинувшись назад под острым углом, он словно летит на месте, и лишь босые ноги связывают его с землей. Кажется, отпусти верёвку — и... Майкл переглянулся с Райни. Улыбка, чуть заметный кивок... Они поняли друг друга без слов. И — мгновенно отпустили верёвку! Торпедой, снарядом полетел Юлька и вписался своей макушкой прямо в живот Севки, сбивая с ног балансирующего на грани равновесия мальчишку.
Смех, веселье... Затем хлопцы затеяли беготню по длинной, как насест, горизонтальной доске старого забора. Райен, сославшись на старшинство, заявил, что стар он уже по заборам лазать.
— Тоже мне, старик, — фыркнул Юлька, безуспешно пытаясь забраться на доску. — Песок уже сыпется... Ну ладно, не хошь сам — помоги мне залезть...
Несчастье пришло внезапно. Просто зазмеились, сплетаясь, приступы равнодушия и ярости, безумия и бездумия. Мишель слышал о таком от Лата: где-то неподалеку проходил Ковчег Мрака. Не Нагльфарк — Звёздный Катамаран не имеет с Мраком ничего общего, хотя так же не доставляет землянам приятных минут. И не Чёрный Клипер — двойник Золотого Парусника не страшен и не зол, он — таков, каков его капитан... Ковчег — не материальный крейсер, который можно торпедировать и победить. Его опасается сам Мрак: когда-то этот летучий плацдарм ненависти коснулся Верховного Мамбета, и с тех пор странствует по Вселенной, неся с собой Неодухотворённость. И те, кого коснется дыхание Ковчега, обречены навсегда. Казалось — надежды нет. Никакой.
Решение пришло мгновенно. И над поляной пронесся крик Сновидящего:
— Ребята! Ко мне! Немедленно! Опасность!
Они примчались. Такой вопль преодолел их облом. Надолго ли? Нельзя останавливаться. И нельзя вытащить их через сон в свой мир: следом выберется Ковчег.
— Смотрите мне в глаза! Внимательнее!
Золотые глаза Мишеля вспыхнули впитанным в древние времена огнём, увлекая за собою ребят. Не зря Золотоглазый дружил с Мастером Иллюзий: кое-чему успел у него обучиться. Например — пробуждать в человеке память поколений. Это неимоверно трудно, но зато при этом работает весь мозг и не остается ни единой клеточки, доступной для постороннего внушения. Похоже — сейчас это был единственный шанс спасти души этих мальчишек от Пустоты.
И поплыли перед взорами малышей древние пейзажи Амана, и снова Курумо вел поклепы на Крылатого, и снова огненным смерчем «высшие» Светлые вырезали Тёмных только за то, что те живут на свете. И снова закованным в цепи уходил в изгнание ослеплённый по приказу Манвэ великий Король Боли, Бог Любви К Миру, Темный Владыка, Крылатый Чёрный Вала Мелькор, и зрячие его глазницы были полны печали и сострадания к ставшему на путь гибели миру.
Вот память вернулась назад, и в тронный зал устремляются Берен и Лутиэнь. Мелькор давно уже видел их путь, и теперь попросил кого-то из подручных, кажется, Иэрнэ:
— Сплети мне венок из одуванчиков, хорошо?
— Да, Учитель, но скоро тут будут...
— Знаю. Для них и хочу. Представляешь — они вторгаются в зал, а я им навстречу — в венке вместо короны. И говорю: «Вы не стесняйтесь, я тут просто — по-домашнему...»
Венок из желтых благоухающих одуванчиков был лёгок и прекрасен, и Чёрный Вала надел его, как Корону Весны. Прошёлся, затем странно так всхлипнул и сняв, положил жёлто-зелёное чудо на стол:
— Мне и этот венец тяжёл...
Он так и встретил Берена с Лутиэнь. С непокрытой головой. Седой и уставший. С улыбкой услышал: «Я буду петь перед тобой, как поют менестрели Средиземья!» Хорошо хоть, что не спросит потом, взял ли он что-нибудь новое из этих песен. А то что ответить? «Чего я могу для себя взять от себя...»? Поверит ли? Сейчас она даже себе не верит: никак не поймёт, почему это Владыка Тьмы не желает засыпать...
— Спасибо, девушка, — Мелькор улыбнулся. — Давай договоримся: не надо обманов! Я прекрасно знаю, кто вы и зачем пожаловали. Да только зря всё это. За Сильмариллом пожаловали? Поверьте, и без вашей песни я отдал бы вам камешек, с удовольствием бы отдал, да нету его у меня! Ни единого нету! Гномы упёрли! Вместе с короной!.. Так что присаживайтесь, чайку попьем...
— Лжешь, Моргот!
Пощечина волчьей лапы оставила на щеке след, подобный клинку, но тут Лутиэнь остановила возлюбленного:
— Он говорит правду!
Сон — лучший подарок. Он позволяет забыть. Да только не доступен сей дар великим Вала. И никакое заклятие не поможет. Лишь только глубокая задумчивость порою оторвёт от дел и дарует смутное упокоение, словно мастер Иллюзий или его Учитель Ирмо махнули крылом.
Когда Мелькор вернулся к реальности, выйдя из глубин нового своего замысла, то с удивлением увидел в изголовьи знакомую до боли стальную корону, спёртую месяц тому гномами, прорывшими тоннель прямо под трон мятежного Валы. Рядом лежала кучка гномьих топоров с переломанными рукоятями, и свет двух сильмариллей играл на их лезвиях. Третий же камешек отсутствовал, на его место был вправлен в корону митрильный шарик. Чёрное серебро скрадывало отсутствие камня, и стальная корона по-прежнему не утратила завершённости.
— Надо же — самый маленький камешек выбрали, — подумалось вдруг ему...
А волны памяти несутся вперёд, и вот уже Золотоглазый по приказу Манвэ распят на проклятой скале, где завершили свой жизненный путь Эллери Ахэ — Эльфы Тьмы. И орлы кривыми своими клювами рвут плоть того, кто так боится боли, и обнажают ребра. Клювы и когти. Боль. Смерть. Боль и после смерти. Мишель катался по земле от боли, но даже в этой муке он ни на секунду не ослабляет защиту, не выпускает за очерченную линию души друзей, не подпускает к ним Пустоту. И всё это — когда сознание убито волной боли, а шрамы горят адским огнем. Удерживает защиты. Подсознанием. Волей. Душой...
Ковчег уходил. Уходил, не зацепив ни ребят в деревеньке, ни весь этот мир: Мишель сумел захлестнуть всю планету, защищая её от странствующего равнодушия. Но грозный странник всё же не пожелал оставить это безнаказанным. Уже покинув этот мир, он ударил по герою-защитнику. Последнее, что почувствовал юный Сновидящий — сознание покинуло его. Падение. Пустота...
— Командор! — Антон вбежал в каюту Лата. — Майкл пропал!
— Как — пропал?!
— Утром просыпаюсь — а его койка пуста. Одеяло так лежит, словно он не вставал, а исчез прямо из-под одеяла.
— Ну — телепортировал куда... Разве ему это проблема?
— Не проблема... Но только не видел его никто... И на завтрак он не явился... Командор... Не сердись, но — это он не после вчерашнего разноса исчез? Может — обиделся, а?
— Не знаю... — вздохнул Лат. — Вообще-то никакого разноса не было и в помине... Так — беседа на темы параллельных миров...
Поглядев в спину выходящему из каюты Антону, Лат засобирался: стоило начинать искать. Ох, неспроста все это, чует сердце...
— И здесь живут люди!
Городок понравился мальчику. Тихий такой, степенно-провинциальный, он ласково обволакивал гостя неуемным тополиным запахом, пробуждая в душе что-то давным-давно забытое. Казалось — возвращается уже почти ушедшее детство. Хотелось просто зажмуриться и поплыть в облаках тополиного пуха, этой летней зимы, приветливой и манящей.
Шум авто не тревожил старые улочки с дощатыми тротуарами, и только раскатистый звоночек старинного трамвая звонкими шариками разлетался от резных деревянных стен двухэтажных домиков, похожих на сказочные замки или дворцы.
Где-то резвилась детвора — её неумолчный гомон органично вплетался в тишину города, сливаясь с урчанием горлиц и сизым звуком перьев, рассекающих воздух. Где-то неумолчно звенели цикады, радуясь теплу и свету. Мир жил светлой своей жизнью, вдали от тревог, и никакие злые волшебники не в силах потревожить этот покой.
Мир, в котором нету места злу...
С шорохом пронеслась над головою и села на карниз птица.
— Угу у! Угу у! Угу у! — воркование горлицы навевает покой, и нет страха в душе, тает последняя тревога под палящим летним зноем.
Где-то пух тополиный лёгок,
И его не затопчут в грязь.
Там живет посреди слободок
Детский смех, словно юный князь.
И забытое оживает
В тополиной весёлой пурге,
И о горе душа забывает...
Мишель сморщил переносицу:
— И о горе душа забывает... И о горе душа забывает, как... Ох!..
Как нередко бывало, вдохновение, полет души обогнало тяжёлую поступь слов, и последняя строчка бесследно улизнула, не оставив в сознании ни следа! Обидно! Но разве можно всерьёз обижаться, когда вокруг такой светлый мир?! Подумаешь — строчка...
Дребезжащий звук появился откуда-то сзади, вместе с дробным стуком подошв и детским смехом. Мальчик обернулся, и улыбка осветила лицо: по доскам тротуара катил на пошарпаном самодельном велосипеде пацанёнок лет одиннадцати, в короткой мятой маечке неопределённого цвета и ярко-оранжевых трусиках, а за ним бежала стайка мальчишек и девчонок, радостно размахивая руками. Вихрем пронеслись они мимо Майкла и умчались за крашеный лазурью дом в конце улицы, лишь мельком покосившись на новичка. По-хорошему взглянули, чисто и открыто, но задерживаться не стали. То ли чтобы не прерывать игру, то ли оттого, что был он постарше их, и засомневались они, будет ли интересно франтовато одетому «столичному» подростку с голопузой «малышнёй»...
Франтовато одетому... Мишель сам улыбнулся своим мыслям. Всё познается в сравнении... Мог ли он назвать «франтоватым» свой повседневный костюм? Тёмно-лиловые слаксы, эдакие плотные узкие брючки, да того же цвета рубашка навыпуск. Казалось — перетяни пояском — и готовый костюм из цикла «Юный паж. Средневековье». Но ни один паж не нацепил бы подобного, посчитав чуть ли не верхом нищеты. А вот в тихом провинциальном городке эти же брюки и рубашка вызывающе «модные», и становится даже немного неудобно за свой вид...
«Столичному»... Да есть ли тут столица? Знают ли в этом солнечном городке понятие власти? Надеюсь, что нет...
Доски тротуара приятно пружинили под ногами, словно дорога упругими ладонями подталкивала снизу идущего паренька. Мгновения невесомости щекотали душу, наполняя светом и радостью. Мишель шел, сам не зная куда, просто наслаждаясь покоем.
Мирно грелись на солнышке сморщенные годами старушки. Они обсуждали что-то своё, не обращая внимание на весь окружающий мир и на проходящего паренька в частности... Зелёный кузнечик прыгнул рядом с ними на скамейку, цвиринькнул и живой молнией полетел дальше.
За синим домиком открылась новая улица, такая же тихая и спокойная. В конце её высился небоскреб: целых пять этажей! Кирпичное здание выглядело чуть вызывающе среди деревянных собратьев, но всё-таки не походило на современные городские «коробки». Узоры, выложенные рельефом кирпича, оплетали венками окошки, рисовали вдоль стен ажурные полуколонны и арки. Домик дышал тем же уютом, что и деревянные его собратья, и казалось почему-то, что он улыбается...
Приятно бродить просто так и впитывать летний зной, а город касается твоих щёк тополиными пуховыми ладонями. И в целом мире нет ни тревог, ни слез. Сказка, ставшая внезапно явью. Жаль, что не попал в этот воистину благословенный край Том, друг по многочисленным сновидениям, этим снам с продолжением... Ведь окажись он тут — и Мишель с ним наверняка бы встретился... «Тут — всё возможно?» «Это — Рай?» Шепот травы, звон цикад, радость солнечного света...
И отдохнёт усталый странник
На перекрёстке двух дорог...
Окошко за спиной желанно,
А впереди друзей порог...
Город диктовал свои рифмы, и они с радостью превращались в лёгкие строки, которые проказник-ветерок уносил бумажными голубями под задумчивый изумрудный сумрак деревьев.
Вековые тополя размеренно качали ветвями, внимая словам пацана, и Майклу захотелось просто подойти и обнять тополь, погладить его шершавую кору, прижаться щекой!..
В ушах зазвенело, мир подернулся рябью, но мальчик встряхнул головой — и наваждение прошло, звон стих, остались только город, тополь и солнце. Да неутомимые цикады разрезали тишину.
Мудрым был старый тополь, и спокойной мудростью своею поделился он с обнявшим его мальчишкой. Спокоен был тополь, и не боялся он людей с топором и пилой, ибо знал, что не тронут его в этом городе, и ещё не родившиеся дети нынешних ребятишек будут приводить своих правнуков под сень старого доброго дерева. И в этом дивном городе это действительно было правдой.
— Ты почему такой грустный? — тонкий мальчишеский голос вывел Мишеля из задумчивости.
— Я не грустный, я задумчивый, — Майкл повернулся на голос и невольно улыбнулся, видя курносое веснушчатое круглое лицо пацана, окаймлённое давно не стрижеными льняными лохмами. — Тебя как зовут?
— Санька. А тебя?
— Майкл. Можно — Мишель.
— Мишка?
— Можно и так.
— А ты новенький. К кому-то в гости приехал?
— Скорее — просто приехал. Ни к кому.
— И остановиться негде? — и, получив утвердительный кивок, — Так пошли ко мне.
— Родители ж заругают! Скажут: «Ну вот, привёл с улицы неизвестно кого. Обормота.»
— Что они, психованные, что ли?! Пойдём, хватит стесняться, как девчонка!
Родители действительно ничего не сказали, приняли радушно, словно родного. И с расспросами тоже не торопились. Ограничились Санькиным объяснением: «Это — Миша. Прибыл издалека, а остановиться негде, родичи поразъезжались.»
Первым делом Санькина мама усадила обоих мальчишек за стол. «Надеюсь, молодые люди не побрезгуют домашним борщом?»
Саня с некоторым скрытым удивлением поглядывал на Майкла, который впервые в своей жизни попробовал настоящий домашний борщ, и блюдо это ему так понравилось, что уплетал он за обе щеки. Сам же Санька деликатно «поклевал» и скорей потянулся к компоту...
Несмотря на круглолицесть, Саня был худеньким стройным мальчишкой. Пожалуй, даже слишком худым. Но это ни капли не убавляло его жизнерадостность, и сразу после обеда он потащил своего нового друга на речку, купаться. Вода была тёплой, словно парное молоко.
— Ты хорошо плаваешь?
— Не жалуюсь.
— Тогда давай до пристани! Наперегонки!
Дощатая пристань темнела вниз по течению, и крохотные отсюда лодочки прыгали на волнах у причала. Раз в неделю туда приставал пароход, привозивший почту, газеты и кого-нибудь из пассажиров. И тогда смотритель пристани — симпатичный такой дедушка — гонял купающихся ребят подальше: как бы под гребные колеса не угодили! В остальное же время мальчишки плескались прямо между тёмных мокрых свай причала, наслаждаясь летом и прекрасной волной.
Мишель старался изо всех сил, но Саня оказался проворней и сразу же вырвался вперед. Он летел, как торпеда, рассекая невысокие волны, и вскоре уже хлопнул ладонями по борту ближайшей лодки. Секунду спустя хлопнули о борт лодки ладони Майкла.
Не было ни капли печали у проигравшего, не было и тени зазнайства у победителя...
Позже Саня познакомил Мишеля со своими друзьями — и они теперь днями то пропадали на речке, то запускали воздушных змеев или собирались вечером дома у Сани, в том самом лазурно-синем домике с белым резным узором, и рассказывали друг другу удивительные истории. И часто, когда была его очередь, Мишель то пересказывал истории Артагорта, то начинал вспоминать свои приключения, порой смешные, но чаще-таки грустные, и мальчишки сидели, разинув рты, и затаив дыхание слушали о Воинах Сновидений, Живом Доме и коварном демиурге, назвавшем себя Единым. И перед их глазами проплывали битвы и войны, снова и вновь люди до последнего боролись за свободу постаревшего и утратившего силы свои Учителя, снова голгофа ждала Золотоглазого, вновь нуменорский король хитростью в тонко продуманном плане свергал власть валар, снова Абадонна дергал за тонкую ткань мира, сокрушая колонны и храмы, перемешивая маяки и дома. И никто не считал это выдумкой! Ребята негодовали, слушая о предательстве Курумо, смеялись над нашествием Королевы Кошек, представляя себе этот скандал на благословенной земле...
И только раз Илья — тот мальчишка в оранжевых трусиках, что в первый день лихо так мчал на велосипеде — спросил у Мишки: «А шрамы ещё болят, Золотоокий?»
Мишель хотел отшутиться, но не посмел, понял страшное: ВИДИТ! И ответил честно:
— И не только на погоду. Как на небе бардак — сразу Единый напоминает о своём существовании. Правда, когда очутился здесь — почти не дергают...
— Но «почти» — не значит «совсем»...
Илья приложил свою горячую ладошку к рубцам на животе Мишеля и зашептал что-то под нос. Мишель не стал прислушиваться, он просто лежал и наслаждался теплом, ласковым прикосновением и — друзьями вокруг. Ночью снились сады Ирмо, не раздавленные ещё злым роком, не испепелённые в мести Пришедшего. А наутро с изумлением увидел, что от шрамов не осталось и следа!
— Это Илюшка! Он и не такое умеет! — радостно пояснил Санька. — А ещё он так же вылечил когда-то Лата, когда тот сломал ногу!
От таких слов сновидящий просто обалдел: среди всех знакомых ребят Майкл не мог припомнить ни одного Лата. А поверить в то, что Илька лечил ногу Изначальному — тут уж пардон! Да вообще — знают ли в этом мире, что где-то в дебрях Вселенной есть Отряд «Звёздный Ветер» и его командор, бывший Лорд Ночи Лат?.. И, почти не стесняясь, мальчишка сообщил первую часть своих сомнений другу.
— А ты и не мог бы его знать! — ответил Санька. — Он в этом году к нам ещё не приезжал. Но — скоро будет! Вот тогда мы накатаемся на шлюпках!
Славику понравилось бродить с новыми друзьями. В конце концов, рядом с двумя рыцарями и их клинками можно не применять магию для собственной безопасности. А магичить юный контрабандист теперь опасался всерьез: он никак не мог забыть неприятностей под дождём... Да ещё — можно часами слушать рассказы Эльрика, потихоньку перенося их на кристаллы... А эта информация палантирами не добывается: ну не находят они никакого Мельнибонэ! То ли далеко оно слишком, то ли название произносится не так... Вон, За Гад Дум палантир тоже разыскивать не желает... А «Обитель Лориена» — сразу показывает...
Жаль, что Эрхон не делится воспоминаниями. Говорит — злые и неинтересные они... Действительно, любопытно было б узнать, что ж за воспоминания это такие, что злыми кажутся даже после рассказов мельнибонийца? Ладно, сейчас не хочет — когда-нибудь к слову проговорится... Или будет занесён в список «неперспективных источников информации» — его Славик давно подумывал завести, да всё надобность отпадала...
И ещё было у странствующих рыцарей одно полезное свойство: они имели при себе множество звонких монет и щедро угощали странствующего с ним мальчишку, стоило лишь заглянуть в трактир. О, а вот и очередной трактир, лёгок на помине!
На этот раз рыцари, кажется, решили пройти мимо. Действительно, не всякого привлечёт трактир, если на его стене реклама игровых автоматов, «расположенных в фойе». Но с другой стороны — когда ещё следующий подвернется? И Славик демонстративно вздохнул:
— Эх, и чего это я Мерлина не послушался! Хоть и гад он, но на этот раз был прав! И на фиг мне было те палантиры распродавать?! Теперь все знают всё, а я без работы остался! Во, последние остались, — и с этими словами он достал новенькие однокупонники, оставшиеся в его кармане со времен Великого Помешательства, когда Директ-Коммендатура нашлепала этого бумажного добра пачками: — С этим только в туалет ходить!
Эльрик щёлкнул пальцем по желто-коричневым бумажкам:
— Да, бедняга, за что ж ты теперь пить будешь?
— Да вы че?! — праведным гневом разразился контрабандист: — Денег нет — и я бросил! Да и пил я — чтоб забыть одно... один инцидент... И почти забыл... Тут другое: долгоните пару золотых, я тут одному задолжал, давненько уже...
Ничтоже сумняшеся, мельнибониец достал кошелек:
— На, держи...
— Оу! А пять можно?
— Ладно...
— Ну ладно — так ладно, давайте эти десять!
— А полетать?.. — и сопроводительный пинок направил юного нахала прямиком в двери трактира...
Открывая головой двери, паренек прокричал:
— Да вы что, мужики, ХИБА Ж ЦЭ ГРОШИ?!
— Будем ждать? — Эрхон посмотрел на Эльрика.
— Не-а. Не стоит. Сам нас найдёт... Он ведь всё мечтает раскрутить тебя на информацию.
— Информацию?
— Ага... Твои воспоминания... Мои вон все рассказы позаписывал. И вслушивался-то как внимательно, ну прям как Муркок... А ты ему так ничего и не поведал...
— И не буду... — холодно отрезал Эрхон. — Мои воспоминания о работе наёмником в войсках Валинора — не для него...
Влетая в кабак, Славик метнул два золотых прямо в трактирщика. И, прежде чем коснуться земли, выпалил:
— На все, пожал-ста! Выпивки и закуски на всех!
Стоит ли говорить, что его заказ был выполнен практически мгновенно.
Спустя полчаса среди всеобщего хмельного духа и воплей «Класный мужик!», Славик вновь встал, сжимая в руке кубок с багровым вином:
— Ща, ребяты, я толкну реч-ч-чЬ. В стихах! Вместо тоста!
Однажды был я весел и богат,
Но продал я своё богатство,
Тому, кому ОНИ благоволят,
С кем эти боги безусловно в братстве,
И тут же я остался без работы, обалдуй,
И денег у меня в кармане больше...
Последнее слово он так и не произнес, покачнувшись и смачно вписавшись носом в салат. Где и заснул.
В этот-то момент и вошел в трактир Том. После того, как он вместе со своими спутниками вывалился из зеркальной стены прямиком во двор нового жилища Мельтора, он отправился «немного постранствовать-повспоминать», как сказал он друзьям. Реально он просто почувствовал себя лишним, «не ко двору», и поэтому даже не стал заходить внутрь, распрощался на улице. Ну в самом-то деле: Феникс останется поболтать с хозяином замка: крылатые всегда найдут общую тему для беседы. Иэрнэ наконец-то встретится со своим Учителем, словно воскресшим из мертвых... Женька с Тёмой — они вообще домой вернулись, можно сказать... Ну и что делать на этом празднике жизни бессмертному, потерявшему отца неведомо сколько тысячелетий назад, помнящему лишь голос мамы да множество приёмных родителей — много их было за эти четыре с половиною тысячи лет... Как много было и сиротских приютов, и детских домов, и даже концлагерей... Не стоило портить праздник Лассаре и эльфёнышу. Можно просто побродить по городам и весям, да подумать, что делать, когда золоторожий вернётся. Ведь не будешь же каждый раз от него по зеркалам да порталам скрываться! Когда-нибудь он всё же доубьёт прогневившего его бессмертного мальчишку... Эх, как всё было бы проще, если б за выигранным или проигранным боем не тянулся шлейф интриг и мести, а всё завершалось бы надписью «Game Over», как в этих вот игровых автоматах в углу.
Томми скептически ухмыльнулся и подошёл к автомату. Игры что надо, и на Земле не всегда встретишь такие реликты! Например — вот эта. Том кинул жетон в щель, и на экране монитора вспыхнуло название: «Мортал Комбат 47». Руки сжали рукоять джойстика, и в этот момент на экране двое встали в стойки. Был полный облом читать над ними их имена, но стойки бойцов вызывали уважение. И вдруг в сознании засвистело, и из недр памяти выплыл образ: двое в точно таких же стойках. На одном Чёрный плащ с капюшоном на глаза, на другом — орочьи доспехи из кожи и стальных пластин, с оскалённой мордой какого-то чудища на груди... Фон, правда, другой — вместо сумрачного догорающего города из компьютерной игры раскинулся прекрасный лесной пейзаж. И шикарный пенёк посреди полянки не нарушал гармонии жизни. Вот только бойцы были не слишком уж миролюбивы.
И все-таки это были бойцы, а не убийцы. Это кто угодно заметил бы: у «капюшона» на поясе болтался узкий стальной клинок, но он был надежно зачехлён в ножнах; у «кожано-стального» в траве рядом валялся отброшенный тяжёлый меч. Но никто не притрагивался к оружию: куда интереснее испытать силу своих рук и ловкость.
Но никто не смог бы сделать таких выводов: в лесу вокруг них просто никого не было. Бой начался внезапно. Точные удары и блоки, но никто даже не успел всерьез разогреться, как раздался шум медведя, ломящегося по сучьям и сухой хвое. Быстро обернувшись на звук, воители увидели не царя леса и хозяина тайги, а человеческие силуэты. Не стоило искушать судьбу — эти подходящие могли оказаться не столь тонкими ценителями единоборств, и им ничего не стоило потянуться за мечами, а то и арбалетом... Опять же, если начнется бой, то прийдется защищаться, и не руками, а мечом... А к чему бессмысленное кровопролитие?..
И двое бойцов нырнули в кусты по две стороны от тропы, чтобы не давать и повода для конфликта.
Громкошумящие приблизились: младший — мальчишка с почти белыми локонами, в дворянском костюмчике и белом плаще. На поясе болтается узенький эспадрон. На голове — золотая корона со звёздочкой, синей эмалью и серебряным тополиным листком. Та самая, что через множество лет увенчает голову другого мальчишки, того, что вызовет на бой Абадонну, Принца Мрака. И — даже победит, хотя брат его Мерлин и не поверит в это... Почувствует какую-то фальшь в событиях... Но — когда это ещё будет?..
Второй же, сопровождающий Принца — высокое человекоподобное существо в чёрной монашеской хламиде, с огромным чёрным крестом на поясе и Чёрным рунным мечом на плече. Но не это бросалось в глаза в первую очередь, а стальная, набранная из подвижных пластин механическая правая рука, сжимающая меч, да шлем с костлявой лапой на затылке и перепончатыми крыльями на лбу. Лицо закрывалось частой решеткой сетчатого забрала, а по бокам от него торчали чёрные клыки-бивни...
Принц и его спутник прошли мимо пенька, даже не заметив попрятавшихся поединщиков. А может — заметив, но не желая портить им настроение? Поняв их философское миролюбие?
А вот мимо стоящего дальше пройти не получилось. С виду — юноша лет девятнадцати, но из под плаща — светящийся металлический доспех, в руке — Светлый Меч (сейчас такие только в Валиноре и встретишь!). Незнакомец недвижно стоял посреди тропы и уступать дорогу не собирался. А когда Принц и его спутник остановились — шагнул к ним. Не доходя шагов трёх, вытянул вперед руку с мечом, указав ею на рослого.
— Наёмник, твоя работа окончена! Мне нужен ОН! — и палец неизвестного воина упёрся в грудь Принца. Малыш непроизвольно отшатнулся. Но обладатель клыкасто-костлявого шлема даже не двинулся с места. Незнакомец почувствовал на себе пренебрежительно-хмурый взгляд нечеловеческих глаз, хотя частая решетка забрала не давала увидеть глаза. Рычащий рокот из-под сетки сложился в слова:
— Сам наёмник! А его, — кивок в сторону парнишки, — ты получишь только через мой труп!
— Да?! Это легко исправить... — с глумливым тоном фыркнул незнакомец и тут же перешел в атаку. Но и Монстр-монах был не лыком шит. Его меч спорхнул с плеча и принял на себя клинок противника. Два полновесных полутораручника со звоном столкнулись и разлетелись вновь, выискивая места для прорыва. Молнией мелькало светлое лезвие клинка незнакомца, и чёрными сполохами отвечало ему широкое чёрное лезвие с горящими серебром насечёнными рунами. Узкая тропинка — не лучшее место для побоищ, и поэтому от внушительных взмахов веером взлетали срубленные стебли крапивы и ветви деревьев. Но друг другу воины не причиняли ни малейшего вреда. Один лишь раз удар Светлого Меча попал по кисти Монаха, но клинок срикошетил от стальных пластин механической руки и не оставил даже царапинки.
Монстр атаковал, оттесняя незнакомца всё дальше и дальше от Принца. И если сперва посланец валар был уверен в лёгкой победе, то теперь, отступая под натиском чудовищного монаха, пришлось срочно пересмотреть свои взгляды на «низших». И всё же майяр не был бы майяром, если бы не привык, что цели надо добиваться любым путем, и что не всегда этот путь честен. Так и теперь, едва убедившись в том, что в честном бою Чёрного Монаха не одолеть — он применил магию, и после эффектного пасса рукой монах застыл в неестественной позе, так и не завершив удар, направленный прямо в живот противнику.
Эрхон посмотрел на замершего врага и повернулся к принцу. В мозгу промелькнуло: «Обратиться к Томасо по имени или... Нет, пусть лучше не знает, что я знаю, как его зовут. Иначе он поймет, кто послал меня. А Эру приказал не раскрываться...»
Ленивой походочкой уличного гопника Посланец подошел к принцу и, приставив меч сбоку к его шее, надменно произнес:
— Ну вот и настала твоя последняя минута. Есть желание помолиться? — ну естественно, почему бы не дать повод мальчишке вознести хвалу тому, кто и обрек его на смерть!
Но малыш, кажется, не разделял настроения Эрхона. Вместо смиренной молитвы он запальчиво выкрикнул:
— Есть желание сразиться!
При этом тонюсенький клинок эспадрона выпорхнул из-за пояса и толчком подбросил вверх меч. Не ожидавший подобного, воин растерялся лишь на мгновение, достаточно короткое, чтобы дать мальчишке хоть какое-то преимущество. И в следующий момент массивный Светлый Меч понесся сверху вниз и наискосок, желая перерубить не только тонкий пруток стали, но и шею принца. Сколько раз у себя в Валиноре Эрхон на спор перерубал орочьи ятаганы, сложенные втрое! Но принц, вопреки ожиданию, не стал принимать атакующее лезвие на свой клинок, а, чуть уклонившись вбок, толкнул меч совершенно с другой стороны, ускоряя, а не тормозя его! Эта абсурдная, на первый взгляд, выходка дала неожиданный результат — меч пролетел дальше, со свистом разорвав воздух, и при этом его занесло так, что он чуть не выпорхнул из руки валинорского воителя, словно испуганная птица. Так мало этого: словно в насмешку, мальчишка принялся цитировать фразу из недавно написанной каким-то хоббитом-эсквайром «Алой Книги Западного Крома»:
— «Но Чёрный Воин уже стоял перед нею, огромный и грозный. Со злобным криком, нестерпимым для слуха, он нанес удар палицей. Щит Эовин разлетелся, рука, державшая его, переломилась, а сама она зашаталась и упала на колени. Тогда Воин навис над ней как туча и вновь взмахнул палицей, чтобы нанести последний удар...»
При этом малыш снова отвел в сторону клинок противника и снова уклонился от смерти. А вслед за этим вновь процитировал:
— «Но вдруг он отпрянул, вскрикнув от страшной боли, и удар палицы, не повредив Эовин, обрушился на землю. Это Мэрри собрался с силами...»
А затем принцу удалось на мгновение прижать своим эспадроном Меч противника к земле, но тот взметнулся вновь. И тогда мальчишка закрутил меч воителя так, что Эрхон завертелся вокруг своей оси, открыв куцую кормовую часть доспеха. И в тот же момент, словно нарочно дожидаясь этого, Томасо воскликнул, завершая фразу:
— «... И воткнул меч ему в щель пониже доспехов!» — после чего действительно воткнул узенький четырехгранный сабельный клинок эспадрона в означенное место, про себя с ехидством добавив: «На своей лошади он сегодня домой не уедет! Да и на чужой тоже!..»
Но этот удар имел и ещё одно последствие: болевой шок ослабил концентрацию мысли Эрхона, и его заклятие пало. Освобождённый Монстр, продолжив движение, срубил целый ворох крапивы, после чего лишь сообразил, что перед ним никого нет. Повертев головой, он увидел презабавную картину: обалдело напрягшегося и выпучившего глаза противника и Принца, сзади вонзившего клинок чуть пониже спины. И всё же подобное равновесие было хрупким, ненадолго. И чтобы упрочить его, надо было что-то срочно предпринять. Отбросив на ходу меч в траву, Чёрный Монах подошел к пострадавшему, вынимая из-за пояса огромный чёрный крест. Поднес его к лицу валинорца. Пророкотал:
— Помолись, сын мой! — при этих словах стальная рука дёрнула крест за верхнюю часть, и та превратилась в нож, немедленно направленный в лицо Эрхона, а голос зарычал страшней прежнего: — ИЛИ Я ВСПОМНЮ, ЧТО У ЭТОЙ ЦИТАТЫ ЕСТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ!
Надо отдать должное — реакция у Посланца самого Эру оказалась отменная: он вскинул руки, отбросив по ходу меч, и быстро заявил:
— Я наёмник, а не самоубийца!
Чья-то рука опустилась на плечо Принца. Он вздрогнул и обернулся, на ходу соображая, что шпаги в руке нет. Как, впрочем, нету ни загадочного напавшего воина, ни дружественного Чёрного Монаха со стальной рукой и клыкастым шлемом. Только плащ за спиной — прежний. Или показалось?
За спиной стоял Макс Первый — когда-то один из лучших контрабандистов, а теперь — провинциальный киношник-документалист.
— Ну что, вспоминаешь прошлое? — спросил Макс.
За его спиной по булыжному шоссе проносились авто. Память Тома услужливо подсказала: современность, с момента битвы прошло четыре с половиной тысячи лет...
Макс тем временем продолжал:
— Слушай, Том, у меня тут явилась идея! Возьмем кое-что из твоих воспоминаний и по ним такое кино снимем!..
Разговаривая, Макс повел Тома по той самой тропе, что за сотни лет ни капли не изменилась. Только пенек протрухлел насквозь да пол-леса постройки и дороги слизали. Теперь наваждение воспоминаний сошло полностью, и Том сознавал, что на нём не плащ и камзол, а красно-серая футболка, синие шорты почти до колен и чёрная косынка, завязанная на пиратский манер...
По каменной тропе прошли трое. Один — Славик-контрабандист, не обративший на Тома ни малейшего внимания, другой — высокий статный рыцарь, а третий сильно похож на валинорского наемника Эрхона, вот только одет победнее... Навстречу им прошагали Лат с Севкой, и из сумки Лата высовывался синей гардой спортивный эспадрон... Севка что-то оживлённо рассказывал Командору, и тот улыбался в ответ... Похоже — в этом году «Звёздный Ветер» будет проводить парусную практику на Риадане... Неплохо...
Макс тащил Тома вперед, на ходу разглагольствуя о тонкостях сюжета, который они будут снимать, и в этот момент привычный озноб пробежал по спине. Кажется, это уже стало походить на дурную привычку: навстречу топал, блистая очками, Володька. А с ним рядом — Ли Бао младший.
Том машинально рванулся к катане, но Макс придержал руку товарища. Володька же выхватил свой клинок, но Том красноречиво покрутил ладонью у виска, и тот с досадой констатировал:
— Ладно, как-нибудь в другой раз...
Ли Бао посмотрел на друга и ухмыльнулся: уж он-то не стал бы стесняться из-за каких-то условностей типа присутствия свидетелей...
Том прошел между Володькой и его китайским другом, и очкастый вечный повернул голову вслед проходящему. А затем — досадливо махнул рукой и пошел дальше.
И только какая-то птица высоко с небес наблюдала эту сцену, зависнув почти неподвижно в воздухе. Поглядела, как разошлись двое Полувечных, как Макс догнал Тома, как скрыла их лесная листва...
И — только шепот листьев... Впрочем — это тоже воспоминание, пусть даже и вчерашнее. А сейчас шепчут не листья.
Шептались несколько захмелевших «ловцов удачи», поглядывая на спящего пьяного паренька.
— Не советовал бы... — многозначительно изрек Том. — Не советовал бы...
Текст размещён с разрешения автора.
